Отшельник 2 (СИ)

Радовала только сотня особого назначения Маментия Бартоша — поджарые как волки по весне и такие же опасные, они разрывались между дальней разведкой, боковым охранением и дозорами, но воспринимали всё это как должное. Правда, от сотни осталось едва три десятка человек, остальных же «спецназовцев» пришлось пересаживать на сани для длительного отдыха и отпаивать отваром мяун-травы, учёными мужами именуемой валерианой. И неизвестно что пройдёт раньше — запредельная усталость, или истерика от осознания того, что жидко обделались, не оправдав доверие «того самого Маментия Бартоша».

Сотнику Самарин объяснил причину спешки, похлопав по зелёному железному ящику с разноцветными огоньками на передней стенке:

— Вот по этому переговорнику… Ты вообще знаешь про радиосвязь?

Маментий достал из-за пазухи так и не возвращённый Хомякову переговорник (генератор для зарядки аккумуляторов тоже затерялся в хозяйстве особого назначения), и Андрей Михайлович удовлетворённо кивнул:

— Ага, ты про неё знаешь. Так вот, эта птичка в клювике принесла весть о том, что в славном Господине Великом Новгороде пришлые немцы устоили знатную резню.

— Это как? — не понял сотник.

— Да вот так, от тележной чеки и выше. Всех под нож. Освобождают жизненное пространство.

— Так ведь когда новгородское войско вернётся от Смоленска…

— А оно вернётся?

Маментий погладил ореховый приклад карабина:

— Пожалуй и не вернётся.

— Вот и я про то говорю. Мы, конечно, предотвратить, то есть уже остановить… Да, остановить не успеем, зато перехватим обоз, предназначенный для войск под Смоленском, ну а потом…

— Что потом? Всех немцев убьём?

— Это само собой, — опять кивнул Андрей Михайлович. — И нанесём ответный визит вежливости в немецкие земли, отдавая предпочтения ганзейским городам. Долг платежом красен, согласен?

— Око за око, зуб за зуб? — уточнил сотник особого назначения, и не дожидаясь ответа предложил. — Но от большого благочестия я бы оба глаза выбивал, да и зубы у немцев явно лишние. По одному оставить, чтоб было чему болеть, и хватит с них.

— А на кол посадить?

— Я живых не сажал, — обиделся Маментий. — Только покойников для устрашения супротивника, а в лубках раздули! Вот кого бы живьём посадил, так того самого придумщика.

— Главного государева лекаря Вадима Кукушкина?

— Ой…

— Вот тебе и ой, — усмехнулся Самарин. — А про пользу пропаганды я тебе недавно объяснял. Ладно, сотник, иди отдыхай, завтра будет трудный день. И послезавтра. Да у нас вообще лёгких дней не предвидится.

Маментий и пошёл. Только не отдыхать, а проверить поредевшие десятки своей сотни. Вроде бы отбирали самых лучших, а вот оно как получилось — едут сейчас эти лучшие на санях, и случись чего, так и в бой не с кем. Разве что «три богатыря», попавшие в десяток Влада Дракула, радуют упорством в стремлении дотянуть до уровня «тех самых» и заслужить упоминания в лубках и личные почётные прозвища. Нескромное желание, но вполне понятное. Кто не представлял себя великим героем, отмеченным государем-кесарем и любимым народом? Что, никто не бросит в них камень?

Глава 4

Новгород и его окрестности. Год третий от обретения Беловодья.

И сотня Маментия Бартоша первой вышла к Новгороду, попутно совсем рядом с городом начисто вырезав толпу каких-то вооружённых оборванцев, увлечённо грабивших маленькую деревеньку. Человек двести было, если не больше, но прицельная стрельба с двухсот шагов и примкнутые к карабинам штыки не оставили наёмникам шансов на выживание. Лучше уж так, быстро приколоть в горячке скоротечного боя, чем потом возиться с петлёй и верёвкой. Да и зачем они, пленные-то? Что они могут сказать такого, о чём не знает сотник особого назначения?

И вот перед глазами Господин Великий Новгород — непутёвый отец городов русских, наплодивший детишек от сотни матерей и бросивший их на произвол судьбы. Зато когда дети подросли, ветреный папаша вдруг решил стать мамашей и найти себе подходящего хахаля из земель заморских. То под свеев попытается лечь, то под датчан, теперь вот ганзейского уда захотелось отведать. И отведали… аж до самой смерти отведали.

Со стены сотню особого назначения заметили издалека — сожжённый подол не мешал разглядеть всадников, и на одной из башен вспухло облако дыма. Чуть позже донёсся звук выстрела из затинного тюфяка, и с огромным недолётом по накатанной дороге ударил каменный дроб.

— Только порох зря тратят, — сплюнул на снег Влад Басараб. — Руки из задницы растут.

— Так у них старьё несусветное, господин десятник, — отозвался Мишенька Пожарский, за время похода растерявший лишний вес и превратившийся из обычного «былинного богатыря» в богатыря засушенного. — Как бы не самые Ерихонские трубы вместо пушек.

— Одно слово — румыны! — Влад снял с плеча карабин и принялся рассматривать стену в оптический прицел.

— Румыны, — согласился Мишенька, хотя и не знал кто это такие. Но ведь господин десятник врага приличным словом не назовёт?