Отшельник 2 (СИ)

Такая вот смешная осада, когда осаждающая армия с белыми флагами приходит христарадничать под стенами, предлагая оружие, доспехи и немногие оставшиеся ценности в обмен на хлеб. Да и осталось той армии… месяц назад куда больше было. Ага, было, да сплыло.

После получения известий о произошедшим с родным городом несчастьем, новгородская часть войска в одну прекрасную ночь ударила по спящим ганзейским наёмникам, а утром, дорезав раненых немцев, ушла восвояси. И как сообщают по радио из Новгорода, пока ещё никто не вернулся, хотя по срокам должны были появиться. Не иначе как пошли с отмщением в немецкие земли. Почему бы нет, если дома уже никто не ждёт?

Крестоносцы и немногие оставшиеся в живых наёмники уходить побоялись — здесь уже и землянки в мёрзлой земле выдолбили, и за дровами в лес которую неделю можно ходить не опасаясь меткого выстрела, и московиты иногда подкармливают из христианского милосердия. Куда уходить? А сейчас, когда ранняя весна грозит превратить дороги в непролазное болото, и вовсе лучше на месте сидеть. Вот дожить бы до тепла и зелёной травы, тогда можно подумать о возвращении. Если получится дожить.

Вернувшийся из Москвы кардинал Гонзаго Колонна к ужасу своему обнаружил в лагере крестоносцев всего чуть более трёх тысяч человек и множество непогребённых тел, лежащих в том месте, где настигла смерть. Сил на похороны ни у кого не оставалось, и вид занесённых снегом покойников стал привычной и естественной деталью пейзажа. Если кто умирал в доспехах, тех освобождали от оных, но много ли желающих носить на себе лишнюю и холодящую тело тяжесть?

Сегодня кардинал лично возглавил переговорщиков, отправленных к стенам Смоленска. Увы, московиты лишь пренебрежительно посмотрели на предлагаемое к обмену железо, и говорить о хлебе отказались. Напрасно Его Высокопреосвященство взывал к милосердию и просил встречи с князем Изборским — со стены в него бросили огрызком яблока и показали неприличный жест. Кардинал с печалью и слезами на глазах поглядел на устроенную из-за огрызка драку (подумать только, настоящие яблоки в начале марта!), перекрестился, и встал перед воротами на колени. И таки добился желаемого!

Через три часа стояния на коленях и непрерывных молитв открылась калитка в воротах, и оттуда вышло два человека. Первым был сам князь Изборский, которого Гонзаго Колонна успел хорошо узнать, а второго никогда раньше не видел, хотя и слышал о нём неоднократно. Вадим Кукушкин — великий врач, победитель оспы, главный целитель Русского Государства, родной племянник князя Боловодского. Родовитейший аристократ, в сравнении с которым нынешние королевские династии кажутся выскочками. Ведь если верить слухам, род князей Беловодских берёт своё начало в древней Самарии, и один из его представителей упомянут в Писании. Без имени упомянут, но все слухи дружно утверждают, будто бы это сам князь и был.

— Ну что ты опять припёрся, святой отец? — начал с попрёков князь Изборский. — Сказано же ясно — ждите следующего обоза, а то у нас самих хлеб на исходе. На той неделе ждём.

— И для многих эта неделя окажется последней в жизни, — с печалью вздохнул кардинал.

— Мне до того какое дело? Я вас сюда не звал.

— Взываю к христианскому милосердию, князь. Может быть оно проснётся, и ты возьмёшь нас в плен.

Переводивший с латыни на русский язык Вадим Кукушкин выразился непечатно, и добавил:

— Охренеть, заявочка на гуманитарную помощь. Как думаешь, Иван Евграфович, его в котёл уже сегодня наладят, али до завтра подождут?

— Ну-у-у… — протянул князь. — До людоедства они вроде как ещё не дошли.

— А мы подождём.

— Да как-то…

— Шучу я так, Иван Евграфович.

— Я от твоих шуток, Вадим, скоро заикаться начну.

— Сейчас заикание прекрасно лечат, — отмахнулся Кукушкин. — Сам и займусь если что.

А кардинал Гонзаго Колонна, видя невозможность смягчить каменные сердца московитов, решил прибегнуть к последнему аргументу, приберегаемому на самый крайний случай. Он протянул на раскрытой ладони монету, в которой Кукушкин с удивлением опознал пять рублей Госбанка Российской Федерации, и произнёс по-русски, тщательно выговаривая трудные для итальянца слова:

— У вас продаётся славянский шкаф?

— Штирлиц, ёпта!

— Кто? — не понял Иван Евграфович.

— Потом обясню, ответил Вадим, и перешёл на латынь. — Ну рассказывай, падре, как ты до такой жизни докатился.

— Её светлость герцогиня Морозова обещала…

— Всё останется между нами, Ваше Высокопреосвященство, — пообещал Вадим. — Рассказывайте.

Сам рассказ кардинала Колонна длился недолго, но последующий разговор Кукушкина и князя Изборского затянулся. Они отошли чуть в сторону, чтобы никто не смог погреть уши, и понизили голоса почти до шёпота.

— Я понимаю желание в недалёком будущем иметь ручного Папу Римского, — говорил Иван Евграфович. — Только не вижу причин, по которым мы должны кормить остальных крестоносных ублюдков.