Рига открыла ворота в тот же вечер, но утрясание мелочей длилось ещё четыре дня. И вот на пятый день на всех площадях города был зачитал указ о признании Ливонии несуществующим государством, о об учреждении на её территории акционерного общества «Республика Курляндия» в личной вассальной зависимости от князя Беловодского Андрея Михайловича Самарина. Во главе новоиспечёной республики стоит совет баронов-регентов — барона Михаэля Шниперсона, барона Зигмунда Бенкендорфа и барона Симона Розенфельфа. Совет обладает всей полнотой власти, включая право оплатить военную помощь при внешней и внутренней агрессии. Под таковыми подразумевались любые попытки повлиять на политику нового государства вооружённой рукой, или духовное, экономическое, или любое иное давление.
Всем несогласным предлагалось в трёхдневный срок покинуть пределы Курляндской республики, оплатив выездную пошлину в размере двухсот талеров на каждого члена семьи, и семидесятипроцентный налог на оставляемое в попечение государства недвижимое имущество. Пока нашёлся один человек, решивший уехать, и это был бывший архиепископ рижский Сильвестр. Но не уехал, так как не смог набрать семьдесят процентов от стоимости передаваемых на баланс республики храмов.
Иван Леонидович не принимал участие в составлении исторического документа, но с интересом следил за развитием процесса, а дня через три в разговоре высказал мнение:
— Да, Михалыч, и в самом деле смешно получилось. Только вот не пойму, какая тебе от всего этого выгода? Кроме материальной, разумеется?
Самарин пожал плечами и махнул рукой:
— Да я как-то и не думал о выгоде.
— Серьёзно?
— Куда уж серьёзнее. Мне нужно было провести полк дальше на запад без опасения удара в спину, и я это сделал. Теперь здесь пусть хоть пляски с бубнами устраивают, хоть Эрец Исраэль. Баронам-сионистам лет на десять хватит накопленного Ливонией жирка, а нам этого времени хватит окрепнуть и свысока поплёвывать на всякие там Курляндии.
Будущее показало, что Андрей Михайлович Самарин ошибался в оценке потенциала молодой Курляндской республики, превратившейся из смешного акционерного общества в довольно зубастое государство, зарабатывающее на жизнь международными морскими перевозками. А после войны за датские проливы Курляндия стала монополистом, потеснив Гишпанское царство, Соединённые Графства Англии и Уэльса, и даже Пекинский Поднебесный Улус.
Помощь русских войск потребовалась только один раз, и обошлась Курляндии в сорок шесть миллионов талеров, после чего была проведена реформа армии, окончательно похоронившая надежды внешнего и внутреннего врага на скорый развал страны.
А Ригу единогласным решением совета баронов-регентов переименовали в Новую Самарию.
Весна пришла в осаждённый город внезапно, когда её ещё не ждали. Вот только вчера деревья трещали от лютых морозов, а сегодня вдруг резко потеплело, хляби небесные разродились дождём, сугробы осели, и из-под них начали проглядывать не похороненные покойники в белых когда-то плащах с красными и чёрными крестами. А осада… осада всё продолжалась, только превратилась в откровенный фарс.
Вадим Кукушкин, приведший в Смоленск подкрепление и большой обоз, предлагал князю Изборскому прекратить этот балаган самым радикальным способом, но Иван Евграфович то ли жалел выживших после тяжёлой зимы бедолаг, то ли из каких иных соображений, но согласие на избиение не давал.
— Княже, там опять с белым флагом припёрлись, — дежурный дружинник отвлёк князя Изборского от лёгкого завтрака, состоящего из пшённой каши на молоке, яичницы-глазуньи из двенадцати яиц на чугунной сковороде, сдобных пшеничных колобков со свежим сливочным маслом, и большой кружки заморского кофию, до которого с недавних пор стал великим охотником.
— Переговорщики? Гоните в шею!
— Гнали, княже, так ведь не уходят.
— А чего хотят?
— Знамо дело, жрать выпрашивают.
— Что-нибудь стоящее на обмен принесли?
Дружинник покачал головой:
— Безделицу сущую предлагают. А что было путное, так уже давно проели.
— Тем более гоните.