Отшельник

Он ненадолго остановился отдышаться, посмотрел на таблички и поднялся на верхний этаж. Три этажа по три квартиры – всего получается девять.

На третьем этаже жили некий Федерико Хавьер Панос и некий Собрино. А в центре – Луиса Муэлас. Табличка на ее двери большая, золоченая; буквы наклонные, толстые. Скорее всего, табличку подарили Петра и ее муж. Такие таблички принято дарить выросшим детям, когда они наконец покидают родительский дом и начинают самостоятельную жизнь.

Из квартир не доносилось ни звука. Эрхард приложил ухо к двери Луисы Муэлас. В глубине души ему даже хотелось, чтобы ее не оказалось дома. Но из-за двери послышался тихий шорох, как будто там кто-то ходит. Впрочем, может быть, это всего лишь телевизор.

Он выпрямился и постучал здоровой правой рукой по дереву над глазком. Без четырех минут полночь. Может быть, его стук заглушат сиплые новогодние шумы.

Вдруг он увидел свое отражение в начищенной табличке.

Лицо какое-то расплывчатое. Выражение смущенное и даже виноватое; глаза словно зажаты между складками морщинистой, дряблой кожи. Подбородок зарос щетиной. Полная безысходность… Эрхард увидел в своем отражении любовь и горе, на нем отпечатались долгие годы беспорядочной жизни и спиртных напитков. Кроме того, в глазах застыло довольно циничное выражение. Взгляд оценивающий и осуждающий. Жалкое зрелище… По такому лицу мало что можно понять. Его трудно выносить, трудно любить. И хуже всего то, что лицо принадлежит ему. Он нечасто смотрелся в зеркало; иногда ловил свое отражение в зеркале заднего вида в машине, или в искривленных зеркалах над выщербленными раковинами общественных туалетов, или в витринах магазинов. Такое лицо лучше вообще не видеть. Он может спросить у своего отражения только одно: «Что ты можешь ей предложить?»

В самом деле, вот что самое страшное – первая встреча. Тот миг, когда приходится рисковать всем. Когда говоришь кому-то: «Я тебя хочу». Тот миг, когда уже нельзя полагаться на удачу. Ты делаешь шаг и ждешь от другого ответа. Как будто лопается оболочка двух мыльных пузырей и они сливаются в одно целое. И происходит это не во время поцелуя, не во время секса и даже не в то время, когда признаешься в любви. Все происходит в тот ужасный миг, когда отваживаешься на безумное предположение, будто тебе есть что предложить другому…

Из-за двери донеслись вполне отчетливые звуки. Кто-то шел босиком – или в чулках.

– Иду! – произнес тихий голос.

Без двух минут двенадцать.

Нет, нельзя… невозможно! Эрхард развернулся и сбежал вниз по лестнице. Наверху открылась дверь.

– Эй! – послышался голос.

Он прошел мимо дверей, за которыми слышна громкая музыка. Выбежал на улицу – прочь. Прокрался вдоль стены, как крыса, перешел улицу и направился к своей машине. На улице Палангре полно народу. Рядом с его машиной стояли какие-то веселые гуляки и курили сигары. Девицы с бокалами шампанского в руках оседлали мопеды…

Из квартир на верхних этажах доносились голоса. Он забрался в машину и осторожно выехал с переполненной парковки. Он двигался по улице с односторонним движением, объезжая многочисленных пешеходов. Ему махали, не обращая внимания на то, что у него выключен знак «Такси свободно». Сегодня он не станет брать пассажиров! Кто-то хлопнул ладонью по лобовому стеклу; он ловил умоляющие взгляды.

– С Новым годом, придурок! – крикнула какая-то девица в серебристом котелке.

Он уехал от городских огней в темноту. Асфальтированная дорога закончилась и перешла в едва заметную тропу. Он вдавил в пол скрипучую педаль газа старого «мерседеса». Гравий бил в днище.

Перед его глазами снова возник образ дочери парикмахерши, открывающей дверь. Она как будто смеялась над ним. Теперь он представлял ее в носках, с растрепанными волосами, со стаканчиком виски в руке. Он сегодня слишком сексуально озабочен; не к добру такие фантазии! В такие минуты он лишний раз вспоминал о том, что стареет, и ненавидел самого себя. Молодость телесна, и ей недостает духовности; он же все больше приближался к чистой духовности, которой недостает телесности. Он двигался к той точке, когда приятнее всего думать, мечтать о будущем и вспоминать далекое прошлое. Почти восемнадцать лет он только воображал себе близость с женщиной. Мечтал о ней. Даже когда он был с Аннет, предавался таким мечтам. Просто тогда его мечты были более определенными, он представлял, что с ним не Аннет, а какая-то другая женщина. А потом и Аннет не стало.

Нога переместилась с педали газа на тормоз. В центре ярко-желтого конуса, образованного лучами фар, он увидел гигантский предмет, который лежал посреди дороги.

Мизинец 1-3 января

Глава 4

Сначала ему показалось, что с неба упал спутник, потом он увидел, что посреди дороги лежит машина – перевернутая машина.

«Мицубиси-монтеро» черного цвета, как у Билла Хаджи.

Это машина Билла Хаджи.

Машина лежала совсем недалеко от того места, где они с ним разминулись. Давно ли это было? Наверное, около часа назад… Эрхард понял, что потерял счет времени. Наверное, «Ржавый гвоздь» все же ударил ему в голову.