Отшельник

Выходя, Эрхард поманил Рауля за собой. Тогда Рауль был долговязым и неуклюжим подростком.

– Я найду тебе настоящего учителя, – сказал он парню.

Если он хочет играть на «Фациоли», должен играть как следует. На деньги, полученные за ремонт превосходного рояля, он нанял лучшую местную пианистку, учительницу Виви, которая жила в Хорнале. Если Эрхарду было по пути, он сам забирал Рауля и вез его на урок. Рауль стал неплохим пианистом, хотя и не выдающимся. Он так самозабвенно исполнял Гершвина и Бернстайна, как будто вымещал на клавишах свое недовольство… Хотя Эммануэль уже не такой внушительный, каким был раньше, он по-прежнему сила. Даже со спины, когда он перекидывает через плечо одеяло, словно плащ. Он ходит шаркая и дышит с присвистом, словно идет не по собственному особняку к солярию в противоположном крыле, а по болоту.

С помощью архитектора и садовников Палабрас создал дом, лишенный звуков и запахов. Он не похож ни на один другой дом на Канарских островах. Оранжевые глиняные стены, бамбуковые вентиляторы, узорчатые колонны и бесконечные ряды львиных голов, видимо, должны наводить на мысли об Африке – колонизированном и ограбленном континенте, задыхающемся от ожиревших белых.

Во всяком случае, так все виделось Эрхарду. Он не верил в романтическую сказку, которую снова и снова повторял Эммануэль, рассказывая о своей резиденции, о девушках-масаи – которые обитают бог знает в каких условиях – или своей родине – Испании. Испания так далеко, она такая любимая, он тосковал по ней и одновременно проклинал ее. Палабрас часто рассуждал о прежних временах, когда испанцы завоевывали Африку, наслаждались ее природой и простыми радостями жизни.

Они подошли к роялю. Эммануэль сел на табурет и исполнил «Хорал» Абриля, единственную вещь, которую ему хотелось играть, – точнее, единственную вещь, которую он умеет играть. Все остальное для него – только шум, ненужное бремя, недостойное «фацци». Эрхард не специалист по творчеству Абриля, но сразу понял, что Эммануэль играет хорошо, страстно. Разве что слишком быстро. Ми третьей октавы немного фальшивило, но Эрхарда это не беспокоило. Более того, такие мелкие неполадки Эрхарду даже нравились, он предпочитал игнорировать их, потому что они придают роялю индивидуальность. Пальцы Эмануэля оторвались от клавиш, он словно боится разрушить карточный домик. Не произнося ни слова, Палабрас-старший неотрывно смотрел на Эрхарда. Его глаза как будто спрашивали: слышишь это жуткое бренчание? Эрхард сказал: в самом деле, надо подтянуть фа, но с соль бемоль все нормально. Он взял несколько аккордов. Очистил корпус от пыли, протер струны. Эммануэль снова сыграл всю композицию. Эрхард по-прежнему ничего не услышал. Когда Эммануэль начал «Хорал» в третий раз, Эрхард обошел рояль и встал слева от Эммануэля. Теперь до него донеслось тихое шуршание, как будто в лесу по ковру из иголок катится шишка. Но шорох доносился не от рояля, а от самого Эммануэля. Он дышал взволнованно и учащенно. Эрхард увидел его грудь в прорехе между плащом и неровно застегнутой рубашкой. «Хорал» очень возбуждает, Эрхард не сомневался: сейчас у Эммануэля эрекция. Жаль, что нельзя нагнуться и посмотреть. Палабрасу-старшему уже за восемьдесят; он, несомненно, сексуально озабочен, как козел, но не способен трахнуть ни одну из своих служанок-масаи, как бы ему ни хотелось. Но у рояля он, непонятно почему, еще способен возбудиться. Хотя и расплачивается за подъем настроения затрудненным дыханием.

– У вас есть CD-плеер? – спросил Эрхард.

Эммануэль посмотрел на него в замешательстве.

– Конечно нет! В этом доме есть граммофонные пластинки и радио.

Эрхард объяснил: если Палабрас больше не хочет слышать посторонние звуки при исполнении «Хорала», ему нужно будет слушаться его, Эрхарда. И не задавать вопросов. Эммануэль поерзал на табурете. Он не привык никого слушаться; наоборот, другие слушаются его. Наконец он вскинул руку вверх.

– Я вернусь через час и уберу бренчание. А пока позовите девушку, которая за вами ходит, и попросите ее подождать меня на дорожке у дома. Я скоро вернусь.

Эммануэль окинул его взглядом с ног до головы, но ничего не сказал. Эрхард вышел и направился к машине.