Он замахнулся, чтобы со всей силы ударить отца Игоря, но Кирпич остановил его, уже без насмешек обращаясь к батюшке:
— А что, так-таки ни разу не был здесь?
— Не был, мне незачем врать. И вам не советую туда ходить.
— Почему же? Ведьмы, что ль, бродят по лесу? Тьфу, они же в ступах летают. Лешие? Кто? Не ментам же там быть?
— Не советую — и все…
— Это не базар. «Не советую». Раз такой умный — советуй что-то другое, не то мы тебя порешим без долгого совета. Одним выстрелом в голову. А потом кинем в это самое болото. Как? Согласен?
Отец Игорь ничего не ответил, молча повернувшись к своим захватчикам затылком.
— А теперь стреляйте.
— Гля, какой смелый! — Кирпич повернул его назад лицом. — Таких попов я еще не встречал. Разных видел: пузатых, наглых, жадных, а таких — впервые. Уважуха, святой отец, уважуха! Так что посоветуешь? В какую сторону податься?
— В обратную, — спокойно ответил отец Игорь, глядя бандитам в глаза. — Для вас это будет самое лучшее: вернуться назад и сдаться…
— …А потом ментам отдаться! — гаркнул Курган и схватил батюшку за плечи, готовясь толкнуть его в трясину. — Да? Этого ты хочешь? А сам-то хочешь в нашу робу вбиться? Праведник нашелся, святоша… «Вернуться назад и сдаться»
— Каждый из нас на своем месте, — не теряя самообладания, ответил отец Игорь. — Я на вашем не был.
— Тогда, святой отец, не играй в болвана и придержи свои советы для старух, что в твои сказки верят. Нам уши не шлифуй.
Кирпич освободил отца Игоря от захвата Кургана.
— Лады, с этим разобрались. Понятно, куда ты нас посылаешь. Непонятно другое: почему ты нас отговариваешь идти через это болото дальше?
— Потому что уже ходили… До вас еще. Да не все возвращались… Я всего сам не знаю. Мое дело вас предупредить, а вам решать, куда и в какую сторону.
Он снова повернулся спиной к беглецам, чтобы идти назад, но те не отпускали его.
— Мы так, святой отец, кумекаем: коль там, впереди, страшилки аль ужастики какие, то ты знаешь, что с ними делать, ведьмами разными, лешими, домовыми, русалками… Это ведь по вашей, поповской, части. А наше дело — выйти незаметно на трассу. Мы тебе там дружно все пожмем ручку — и будешь поминать нас в своих молитвах. А мы тебя: незлым тихим словом. Ладушки?
И, уже не спрашивая согласия, толкнули отца Игоря первым в сторону сгнившей гати, соединявшей два берега непролазной топи.
Отец Игорь так и шел впереди, творя про себя молитву, готовый к любому исходу событий. Сзади цепочкой шли остальные, оглядываясь по сторонам, опасаясь уже не столько засады спецназа, сколько встречи с чем-то загадочным, таинственным. Окружавшая их дикая природа словно готовила к этому: начавшиеся за Дарьиной гатью овраги стали заметно круче, кругом громоздились стволы поваленных от времени, вырванных из земли бушевавшими в здешних местах бурями вековых деревьев, непролазные кустарники, рытвины и хитро замаскированные звериные норы.
— Все равно уж лучше сюда, чем обратно, — пробурчал Курган, ломая на ходу хлеставшие по лицу сухие ветви. — Куда-нибудь да выйдем, как-нибудь да прорвемся. Назад пути нет. Повесят тогда все: и побег, и аварию, и трупы, всех «глухарей».
— Я буду свидетелем, — обернулся отец Игорь, — вам не придется отвечать за то, что произошло помимо вашей воли.
— Ага, будешь свидетелем. Первым побежишь к ментам и следакам рассказывать, как мы тебя с собой забрали, как чуть в той луже не утопили.
— Нет, не буду, все будет справедливо.
Ушастый рассмеялся:
— Тогда тебя тоже закроют! Как соучастника побега. А мы расскажем, что ты согласился, дорогу нам показывал, чтобы укрыться надежнее. Так ведь, братва? А нам еще за эту правду срок скосят.
— Заткнись, а то уши оборву, — злобно шикнул на него Курган. — Прибить бы тебя, как лишнюю обузу, да мозги нам твои еще пригодятся, когда выйдем на волю.
Снова замолчав, они упрямо шли вперед, каждый со своей надеждой и верой: отец Игорь — в Бога, беглецы — в удачу. И когда впереди показалось что-то говорящее о присутствии в этих местах живого человека, каждый вздохнул с облегчением — и каждый со своей надеждой. Они еще никого не видели, но живой человеческий дух почувствовали сразу. Курган и Кирпич на всякий случай передернули затворы, а отец Игорь, предполагая, кто мог обитать в здешнем безлюдье, еще более истово перекрестился, прося помощи у Господа.