Отшельник

Знакомство потомка Чингиз-хана с бывшим старшим прапорщиком не задалось как-то сразу. Недостаток взаимопонимания обошёлся Касиму в полтора десятка телохранителей и одного коня, погибшего от взрыва тротиловой шашки под брюхом.

— Коньяк, Дениска, штука полезная во всех отношениях, — Андрей Михайлович положил фляжку на наковальню и выстрелил в подозрительное шевеление за упавшим забором. — Помогать не помогает, но с ним легче переносить неприятности.

— Или он их притягивает.

— И такое мнение имеет право на жизнь, — согласился Самарин. — Неприятности, как и я, тоже любят коньяк.

— Когда нас тут подожгут, это утешит, — хмыкнул Дионисий.

— Побоятся поджигать.

Причиной такой уверенности Андрея Михайловича был сам царевич Касим, сидевший с очумелым видом и связанными руками у закопчённой стены старой кузницы. Дионисий вытащил его из-под убитого коня и притащил сюда в качестве почётного пленника и важного заложника, надеясь договориться о беспрепятственном отходе. Пока не получалось даже просто поговорить с ханскими телохранителями.

Самарин задумчиво посмотрел на фляжку, пересчитал оставшиеся патроны, перевёл взгляд на Касима, и неожиданно предложил:

— Слушай, хан, ты как насчёт коньяка?

Тот похлопал глазами и уточнил:

— Насчёт чего?

— Выпить, говорю, хочешь? Я понимаю, что нельзя тебе, но от всей души предлагаю.

— Воину в походе многое позволяется, — гордо ответил потомок Чингиза и протянул связанные руки. — Давай поговорим, боярин.

Нижний Новгород пострадал не так сильно, как показалось со стороны. К вечеру пожары утихли и стало ясно, что целенаправленно поджигались отдельно стоящие городские усадьбы, да и то не все, а те что победнее. Богатые дома подверглись вдумчивому разграблению, включая вынутую из оконных переплётов слюду и снятые с петель двери. Дорогие железные петли тоже унесли, безжалостно выдрав из косяков.

А вот от княжеских палат осталась куча дымящихся головешек, до сих пор пышущая жаром. Видимо, ни одну из сторон не устраивал вариант, по которому хан Мухаммед останется живым. Вот и подстраховались.

Сторон, желающих сменить власть в отдельно взятом городе, насчитывалось ровно четыре штуки. Первой был сам Андрей Михайлович и сопровождающий его Дионисий. Второй — братья Фёдор и Василий Шуйские, пытавшиеся решить проблему с ярлыком на Великое Княжение вооружённой рукой. Третьей — жители Нижнего Новгорода, теряющие прибыли из-за остановленной торговли по Волге и Оке. И последней — младший брат хана, вдруг захотевший стать старшим. Маловат ему показался Звенигород, отданный в придачу к выкупу за Василия Васильевича.

Люди Касима и остановили продолжающуюся вялую резню, после чего занялись уборкой трупов на площади между церковью архангела Михаила и бывшими княжескими палатами. На освободившемся месте поставили шатёр, куда с поклонами и витиеватой восточной вежливостью пригласили Самарина с Дионисием. Телохранители нового Казанского хана только покосились на оружие гостей, но оставить его у входа благоразумно не предложили.

— Идём?

— Что же не пойти, ежели со всем вежеством зовут?

Внутри шатра Касим помахал рукой и показал на подушки напротив себя:

— Присаживайтесь, сейчас принесут вино, а мы продолжим наш разговор. Я давно вас жду.

— Виделись двадцать минут назад, — Самарин демонстративно посмотрел на часы. — Не думаю, что успел соскучиться.

— У нас время меряют иначе, боярин Андрей, но я хотел сказать о другом. Я ждал тех, с кем можно поговорить о нашей общей беде.

— Ты о Шемяке, хан? — уточнил Дионисий.

— Нет, воин, совсем не о нём. Кто такой Шемяка? Он никто и звать его никак. Сегодня он есть, а завтра…

— Так о чём же?

— Турки! — выдохнул Касим. — Это ли не беда?

Дионисий подождал пока появившиеся слуги поставят на низенький столик немудрёное походное угощение, и возразил:

— Где мы, а где те турки? Что нам до них?

— Ты молод, воин, и поспешен в суждениях, — прищурился хан, бывший разве что на пару лет старше Дионисия. — Давай послушаем убелённого сединами мудрости человека.

Две пары глаз с ожиданием уставились на Андрея Михайловича, требуя немедленного ответа. Он усмехнулся и сам спросил:

— А тебе чем они насолили?

— Всем, — вернул усмешку Касим. — Султан возомнил себя единственным повелителем правоверных, и любую власть, кроме своей, считает личным оскорблением. Или думаете, мой отец по доброй воле оставил Крым и воевал за Казань?

— Именно так и думаю, — кивнул Андрей Михайлович. — Выжженные солнцем степи и солёная вода, вот главное богатство Крыма. От такого сбежишь куда угодно.

— Не буду спорить. Но ещё это торговые пути в Царьград и далее. От ромеев немного осталось, но скоро и то съедят. И что дальше?

— Ромеев не жалко, — влез с комментарием Дионисий.

— Мне тоже, — согласился Касим. — Только государства без торговли… Можно, конечно, выращивать пшеницу или разводить овец, но нам же нужно другое, верно?

— Персы?

— А кто сказал, что ненасытный Мурад и их не сожрёт?

— Ладно, — снова кивнул Андрей Михайлович. — От нас ты чего хочешь? Помощи? Так сам знаешь, что на Руси сейчас усобица.

— Но вы же люди Великого Князя Московского?