Отшельник

Если откуда-то прорывались с боем, стало быть, свои? Или нет? И Дениска сидит молча в своём фанерном блиндаже, ждёт, когда посудины вползут под верный выстрел.

Вёсла затабанили, притормаживая лодьи, семь из них повернули к берегу, намереваясь пристать чуть выше по течению, головная же прошла дальше и ткнулась носом в песок напротив фундамента будущего острога. Не дожидаясь сходней, через борт спрыгнул довольно богато одетый и вооружённый человек средних лет. Но тоже без шлема, и саблю их ножен он не вытаскивал. Что это, приглашение на переговоры?

Почему бы не поговорить, если приглашают? Подраться всегда успеется. Самарин поднялся с травы, положил карабин на сгиб левой руки, и пошёл навстречу. Выглядел он, пожалуй, в сравнении с незнакомцем с лодьи сущим нищебродом. Чёрные сапоги, потёртый камуфляж, зелёный бронежилет… Если бы не каска-сфера со стеклянным щитком, приняли бы за оголодавшего и выбравшегося к людям лешего.

Андрей Михайлович остановился и посмотрел с вопросом. По правилам приличия первым представляется гость, если, конечно, он не выше званием и родом. Только не та ситуация, чтобы играть в местничество.

Этот гость считал иначе и долго молчал. Потом спросил, стараясь избегать урона достоинству:

— Здесь ли можно увидеть Великого Князя Московского Иоанна Васильевича?

— Здесь, — коротко ответил Самарин.

Опять долгая пауза. Гость держит фасон, не желая признавать себя нижестоящим:

— Как мне его увидеть?

— А ты кто? — Андрею Михайловичу не нужна была ссора, но точки в нужных местах расставить необходимо.

И снова молчание. Затем неохотное:

— Окольничий Великого Князя Василия Васильевича Иван Евстафьевич Еропка, князь Изборский.

Ого, никак родовитую птицу сюда попутным ветром занесло? Рюрикович, небось в пятидесятом с половиной колене? Что же, нужно соответствовать, всё равно никто не сможет проверить и не предъявит претензии.

— Думный боярин Великого Князя Московского Иоанна Васильевича и его опекун, князь Самарии и Антальи, старший воевода Андрей Михайлович Самарин!

Сзади, со стороны артиллерийской позиции, донеслось сдавленное хрюканье Дионисия и восторженное оханье деревенских ополченцев. Плевать, в самозванстве есть определённая привлекательность.

— Где такие земли? — удивился Изборский.

— В Палестине. Ныне под сарацинами.

— Так ты из латинян, что Гроб Господень воевали? — подозрительно прищурился Иван Евграфович.

Пришлось импровизировать, решительно отвергая приверженность к католической вере:

— Задолго до них! Я из исконных самаритян, что в Писании помянуты.

— Понятно, как у меня, значит… Княжеское достоинство вроде как есть, а само княжество в нетях числится. Да со мной все такие, — Иван Евграфович показал на приставшие выше по течению лодьи. — Третьи-четвёртые сыновьи в поисках лучшей доли, сироты дружинных воев. Как грамотку получили, так и…

— Это вы правильно сделали, — кивнул Андрей Михайлович, и крикнул через плечо. — Боярин Дионисий, вели нам с князем зелена вина принести!

Упали срезанные ветки, открывая направленные в лицо жерла пушек, и послышался топот босых ног посланного за ворота гонца.

— Пойдём, Иван Евграфович, за жизнь потолкуем.

— А я? — подал голос Дионисий.

— Молод ещё с князьями пить! — сурово отрезал Самарин и подмигнул Изборскому. — Остаёшься за главного.

Вечером, когда прибывшие сотни разместили у костров и озаботили приготовлением позднего ужина, князь Изборский рассказал свою историю, больше похожую на приключенческий роман, чем на реальную жизнь. Там были погони, перестрелки, штурмы крепостей, грандиозные битвы, попадание в литовский плен при опущенных подробностях, побег, и, как кульминация, торжественное прибытие в Дмитров, где и была получена грамотка от нижегородских бояр. Известие о скоропостижной кончине Василия Васильевича крайне огорчило князя Ивана Евграфовича, ведь со смертью Великого Князя он терял высокую должность и надежды на будущее. Тем более припомнят литовское пленение и с удовольствием отодвинут от кормушки. Кто припомнит? Да мало ли у юного Великого Князя родственников?

Но это же огорчение заставило думать в нужном направлении. Раз уж волей судьбы попал в Дмитров, то удачу следовало использовать в полной мере. Дело в том, что город традиционно становился вотчиной старшего сына Великого Князя Московского до самого вступления на отеческий престол, и здравый смысл велит хранить ему верность. Ведь княжич рано или поздно повзрослеет, а самые лучшие детские воспоминания сохранятся. А это и подати меньше, и мыто на волоках, и… и прочее. Быть верным — выгодно!

Однако, близость Москвы сыграла свою роль. Пойти на прямой конфликт с Шемякой себе дороже, поэтому приняли компромиссное решение — под начало князя Еропки отдали безусых юнцов, одели в прадедовские кольчуги, помнившие Куликово поле, и благословили на дорожку. Правда, приличное оружие для кровиночек не пожалели.

— Раненые откуда? — спросил Самарин.