Роман подошел к окну и ловко вылез наружу. Лейбович вскарабкался следом. Огинский присел на корточки и разглядывал что-то в снегу. Следов не было — их припорошило снегом, иначе собаки давно бы ее нашли, но Роман смотрел не вниз, а на ветки голых колючих кустарников. Протянул руку и поднял вверх кусочек светлой ткани. Осмотрелся по сторонам с тем же хищным прищуром. Марку даже начало казаться, что он принюхивается, словно зверь.
— Она здесь. Она не вышла за периметр усадьбы.
Сказал словно себе и пошел вперед. А потом присмотрелся к стене и снял с кирпича длинный белый волосок. Ухмыльнулся.
Медленно огляделся по сторонам. Лейбович понятия не имел, где можно было спрятаться в такую холодину. Если на улице, то она точно уже околела, и тогда здесь настанет апокалипсис. Огинский прикопает в снегу всех, кто не досмотрел за девчонкой.
Роман быстрым шагом прошелся вдоль стен и дернул дверь склада.
— Кто дежурил сегодня? — крикнул Антону.
— Вовка, кажется.
— И где он?
— Ищет. Все ищут. Они лес прочесывают.
— Открой мне склад.
— Он с обеда закрыт. Как провизию на выходные привезли, так и заперли его.
— Где Вовка? Если он дежурил, пусть все камеры еще раз просмотрит. Давай его сюда. Я сам допрошу.
— Да, я сейчас его наберу.
Огинский снова осмотрелся по сторонам и нахмурился.
— Где ж ты спряталась, Надя? Выходи, малышка. Поигрались и хватит.
Марк от удивления распахнул шире глаза — Надя? Он запомнил ее имя и называет ее Надя? Лейбович ни разу не слышал, чтобы Роман называл своих шлюх по имени. Максимум — игрушка. Где-то рядом раздражающе пиликал чей-то сотовый.
Огинский, как животное, весь подобрался и прислушался, а потом крикнул.
— Отключись.
Антон отключился.
— Набери еще раз.
Снова затрещал сотовый за дверью склада.
— Никто с обеда не заходил, говоришь?
Отошел назад и с разбегу вынес дверь.
Дальше происходило что-то немыслимое. Марик вообще с трудом верил, что все это видит. Огинский бросился к девушке, лежащей на полу, тряс ее, хлопал по щекам, звал по имени и как-то лихорадочно заворачивал в свое пальто, поднимая с пола на руки.
— Петра Аркадьевича поднять. Сейчас же! Плевать, где он! Пусть берет хоть вертолет и будет здесь через десять минут со своей бригадой.
Прижал к себе девчонку, вглядываясь в ее лицо… и Марику стало не по себе. Странный взгляд у Огинского. Он смотрит на нее с какой-то дикой одержимостью. С каким-то страшным блеском в зрачках. Словно сожрать хочет. И это даже не похоть. А нечто более глубокое. Животное. Когда зверь свое в берлогу тянет и никому отдавать не хочет. В дом Огинский ее сам на руках понес, своим людям не отдал. Едва Антон сунулся, рявкнул так, что у всех задрожали колени.
— Пошел вон! Я сам!
И несет, как хрустальную, и пальцы пряди волос на спине перебирают. Он, видимо, и сам этого не заметил. А Марк увидел и глотнуть воздух не мог. Похоже, у Монстра появилась слабость. Впервые за все время, что тот его знал.
Роман занес девушку в гостиную и положил на диван, накрывая пальто, усаживаясь рядом, растирая тонкую руку и выдыхая на синеватые пальцы, согревая их.
— Одеяла несите. А ты проверь — кому она звонила, и вытащи запись разговора. Слышишь, Марик?
— Да, конечно.
— И, как только Петр приедет, сюда веди, а пока скажи этому кретину на улице, пусть несет коньяк и растопит камин пожарче.
Марк думал, хозяин хочет выпить, но он ошибся. Огинский откинул одеяла и, стянув с ног девушки туфли, начал растирать ступни, наливая себе в ладонь коньяк.
— Давай, Надя, просыпайся… ты все равно проиграла, и я нашел тебя.
Псих… просто чокнутый псих. Девчонка синяя от холода, а он про игру… а может, храбрится и испугался за неё. Хотя слово «испугался» меньше всего подходило Роману Огинскому. Да и сколько он ее знает… пару дней?
Глава 13
Дурное и хорошее — их нет.
Есть то, как мы решим назвать их сами.
Уильям Шекспир
Гоша мне напоминал шакала Табаки. Только заплывшего свиным жиром. Лебезил он примерно так же и хвост поджимал чуть ли не каждую секунду. Он мог бы слить меня в два счета кому-то более сильному, но пока что на горизонте продюсера и владельца трех бюро по трудоустройству Игоря Александровича кого-то сильнее и могущественнее (а по большому счету, страшнее) не нарисовалось. Но, как только нарисуется, он встретит его с хлебом-солью. Как его дед в свое время встречал немцев. Яблоко от яблоньки.