Отшельник

— Ненавижу, — прозвучало жалко и как-то фальшиво даже для меня. И в ту же секунду он дернул шарф, а я невольно вскрикнула от болезненной чувствительности. Покрутил им перед моим лицом, поднес к своему и демонстративно втянул запах.

— Вкусная ненависть, Надя. У тебя она невероятно вкусная.

Засунул шарфик к себе в карман.

— Вот этот запах самый честный из всего, что здесь сегодня происходило. И мы заключим с тобой новый договор.

Сжал ладонью мое горло, поглаживая пульсирующую венку сбоку, словно про себя отсчитывая, сколько пульсаций она сделала.

— Ты будешь и дальше меня ненавидеть, как сегодня, а я превращу твое пребывание здесь в сказку. Но одно единственное «нет», и эта сказка станет кошмаром. Пока что я был сдержан с тобой… да, потому что попросила.

— А если я попрошу отпустить меня? Ты отпустишь?

— Нет, Надя. Я тебя не отпущу.

— Никогда?

— Ну это слишком самоуверенное и идиотское слово. Не отпущу, пока мне хочется, чтобы ты была рядом.

Рядом. Прозвучало иначе, чем то, что он говорил раньше. Прозвучало не так жестоко, как «играть в тебя».

— Обычно это растягивается надолго?

— Не знаю. Раньше этого не случалось.

Иногда его честность обескураживала настолько, что я от нее впадала в ступор. Но какой-то части меня нравилось понимать, что он не лжет мне. Хотя разве я могла это знать наверняка.

— Я хочу одеть тебя.

Я не противилась, и это оказалось на удивление приятно, когда мужчина полностью надевает каждую вещь. Конечно, я понимала, что есть в этом что-то странное и противоестественное, но меня завораживало то, как он надел на меня новые трусики, чулки, застегнул платье, поправил волосы, разглаживая их пальцами. Я наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, чувствуя, как захватывает дух от каждого движения длинных пальцев… пальцев, которые побывали во мне, захватывает дух от растрепанных моими руками волос и смятого воротника. Его губы влажно блестели, и я все еще чувствовала их на своих губах. Почему-то вдруг в памяти всплыли слова Ларисы «он повернут на тебе». Верить в это было так же противоестественно, как и верить в то, что зимой распустятся цветы. Но я отчего-то именно сегодня поверила.

— Рома…

Резко развернул к себе, вглядываясь мне в глаза. Он очень эмоционально реагировал на свое имя. Ему нравилось, когда я его произносила вслух. Я это видела по блеску в глазах и спрятанной в уголках чувственных губ усмешке.

— Поцелуй меня, Рома.

И не дожидаясь его реакции, сама прижалась губами к его губам. Целоваться с ним оказалось намного интимней, чем принимать в себе его пальцы. Его рот был и жестким, и мягким одновременно. Было что-то странное в его поцелуях, они… они не были такими грязными, как прикосновения. Целовался он совсем иначе, чем трогал мое тело, и мне нравилась странная неискушенность его рта. Я сама обхватила ладонями его щеки, притягивая к себе. Он задыхался и сминал мою спину, притягивая меня к себе все сильнее, пока не отпрянул назад и не перечеркнул все очарование одной лишь фразой, глядя чуть прищурившись мне в глаза.

— Пожалуй, ты стала моей самой любимой игрушкой, Надя. Мне не хочется тебя сломать… но если мне что-то не понравится — я раскрошу тебя, солнечная малышка. Одевайся. Тебя отвезут домой.

Казалось, он в этот момент потерял ко мне всякий интерес.

Вышел из примерочной к суетливым продавщицам.

— Заверните все, что она примеряла и выбрала.

В город мы не поехали. Он отправил меня домой с одним из своих охранников, они ехали за нами следом эскортом. Обманчивая иллюзия уединения. А я поверила, что он, как и обычные люди, ездит гулять в город. Он не обычный. А возможно, и вовсе не человек. Да, мне казалось, он дьявол. Казалось, что Огинский вышел из самой преисподней, чтобы изменить меня. Превратить в его покорную игрушку, в его вещь, в его добровольную рабыню. И мне страшно, что рано или поздно у него получится, потому что мое тело отзывается на его ласки… и в этот раз отзывалось намного сильнее, чем в прошлый. А еще он не сделал со мной ничего, что причинило бы мне боль… ничего кроме того, что я действительно чувствовала себя грязной после того, как поддавалась и стонала в его руках, извивалась и кончала под его пальцами.

Я решила, что с этого момента многое изменилось, и я поняла, как вести себя с Огинским… Я ошиблась. Нет никаких правил, как вести себя с самим дьяволом.

Все лишь иллюзия, которую он сам вам дает или не дает в зависимости от его личных желаний. И он дал мне эту иллюзию. Ненадолго. Все последующие дни, и правда, казались сказкой. Огинский присылал мне с утра цветы, днем вез меня в город, и мы гуляли пешком, а за нами следом ехал его эскорт. В такие минуты он не был похож на того жуткого зверя, который спустил на меня своих псов и гонял босиком по заповеднику, приказывал ползать по зале, развлекая его в первую встречу. И я начала понимать, почему женщины могли сходить по нему с ума.