Отшельник

Я хочу быть скованным, я хочу нерешительности,

Хочу греметь по клетке, пока моя кровь кипит.

Я хочу видеть тебя такой, какой ты есть сейчас,

Каждый день, который я живу.

Чистый гром, окрашенный в огне,

Будь молнией во мне, что бросается неустанно.

(с) Snow patrol. What If This Storm Ends

Я переступила через осколки и пошла к нему, как под гипнозом, зачарованная упавшими на его напряженное лицо, покрытое щетиной, влажными волосами, взглядом из-под густых бровей, направленным на холст. Медленно обошла и стала сзади, сердце гулко забилось где-то в горле. Отстукивая бешеный ритм под музыку и под каждый штрих, сделанный его длинными пальцами.

И снова я… мое лицо и волосы, мое тело набросками и полосами, заштрихованное и едва прорисовывающееся под многочисленной сеткой линий. Я стала чуть поодаль, продолжая смотреть на его лицо и чувствуя, как начинает покалывать кончики пальцев от этого выражения полной одержимости тем, что он делает, от того, как горят его сумасшедшие глаза. Ни в ком и никогда я не видела столько страсти.

— Зачем пришла? — голос глухой, его рука продолжала двигаться и волосы тряслись над вспотевшим лбом.

— Нарисуй меня, Рома. Пожалуйста.

Поднял тяжелый взгляд на меня, и я задержала дыхание…

— Разве тебя мало здесь?

Еще никогда он не казался мне более красивым, чем в эту минуту… я вдруг ощутила его полностью голым передо мной, не скрывающим свои эмоции, и мои пальцы взлетели вверх к вороту блузки, дернули первую пуговицу.

— Нарисуй меня настоящую.

Роман замер…, наверное, у меня жуткая галлюцинация, но я буквально увидела, как его зрачки лизнули языки пламени. Еще никогда у меня не было такого острого ощущения, что он не человек, а сам дьявол.

Вторая пуговица выскальзывает из петельки на груди, и он не шевелится, а меня трясет от страха, от плескающегося внутри адского адреналина и от понимания, что делаю это сама — раздеваюсь перед ним.

Сняла блузку, тяжело дыша, продолжая смотреть ему в глаза и понимая, что, если оторвусь, вся моя решимость вспыхнет и сгорит дотла. Опустил глаза, и соски болезненно вздернулись вверх, напрягаясь и вытягиваясь под дьявольским взглядом. Ощущение чисто женской власти над мужской похотью, когда его лицо бледнеет и рот приоткрывается в тихом стоне. Мне кажется, я слышу собственное сердцебиение и бешеное прерывистое дыхание.

Сделал шаг ко мне, и я сжала руки в кулаки, чтобы не сорваться с места и не броситься прочь. Непроизвольно закрыла грудь руками, и вздохи стали рваными и рвущими тишину с утихшей музыкой. Стал напротив меня и вдруг протянул руку с кисточкой, и повел ею по моей щеке, очерчивая скулу молча, мягкими волосками по моим губам. Сначала по верхней, затем по нижней. Все это с какой-то маниакальной одержимостью процессом и все с тем же блеском азарта в глазах. Наверное, сделай он что-то другое — это заставило бы меня в ту же секунду бежать к двери, но эти касания не руками… они оказались настолько волнующими и так наивно безопасными, что у меня все тело начало покрываться мурашками.

Теперь он скользит мазками по моей шее, ключицам. Словно рисуя меня на мне. Другую меня. Ту, что пришла к нему сама. Опускает мои руки, и я покорно позволяю ему это сделать, а потом судорожно вдыхаю раскаленный воздух, пропитанный запахом краски, когда кисточка касается соска. Он ведь ничего не делает… он рисует. Это не страшно…. это… о боже. Кисточка обводит торчащий острый кончик, и меня бросает в жар, во рту становится невыносимо сухо.

Каждое прикосновение — это ожог. Нет, не на коже, а внутри под ней, невидимо, огненная паутинка на паутинку, сетями необратимой принадлежности лишь этому мужчине.

Сводит с ума касаниями мягкого ворса. Ласкает так вкрадчиво, так неторопливо, и каждый мазок отдается покалыванием там… между ног, где вдруг стало невыносимо горячо и мокро. И я понимаю, что не хочу, чтоб он останавливался. Хочу, чтобы рисовал на мне еще и еще. Тяжело дыша смотрю, как Роман опускается на колени и его руки медленно поднимаются по моим ногам под юбку, лаская горячими ладонями, к напряженным бедрам, чтобы стянуть с меня трусики. Смотрю на него сверху вниз, судорожно хватая пересохшим горлом раскаленный воздух.

Подносит белое кружево к носу, демонстративно шумно втягивая запах, а я чувствую, как вся краска бросается мне в лицо. Поднялся с колен и завел руки мне за голову, расплетая косу. Какие же нежные у него пальцы, и как это ужасно абсурдно звучит после того, как эти пальцы клеймили меня синяками. Дышит моими волосами, прижимая их к широко раскрытому рту и закатывая глаза. И я не видела в своей жизни ничего более эротичного и дикого, чем вот этот монстр с болезненным выражением страсти на бледном лице.

Рывком вдруг поднял за талию и усадил на деревянный стол-подставку, сметая холст на пол. Я тут же судорожно сжала колени и снова закрылась от него руками. Роман убрал волосы с моего лица, провел кончиками пальцев по моим щекам.

— Ничего не будет, если ты не захочешь… я хочу рисовать на тебе.