Отшельник. Роман в трех книгах (СИ)

Келейное правило здешних пустынножителей для многих показалось бы вовсе непостижимым: с самого утра их ум пребывал в воспоминаниях о Боге, молитве и безмолвии сердца; несколько часов кряду они терпеливо молились, занимались псалмопением, чтением Евангелия и духовных отцов, и лишь за десятым часом позволяли себе немного подкрепиться пищей. Далее, если состояние здоровья было слабым, они спали не более одного часа, после чего, от сна восстав, пели вечерню. Так проходя дневной путь, лесные отшельники стремились угождать Богу.

Прожив в этом безлюдном месте более сорока лет, отец Агафадор глубоко скорбел о том, что его уже некому было сменять. Придя сюда из яростного безбожного времени, он видел, что древо, взрастившее на Руси немало поколений истинных ревнителей Святого Православия, подвижников, исповедников, праведников, мучеников, теперь стояло с перебитыми корнями, на которых уже вряд ли могли вырасти такие яркие плоды веры, благочестия, мужества. Он понимал, что отходит время истинных отшельников, рвавших с прежней жизнью все, что их связывало, искавших уединения от соблазнов, оглушали, сотрясали, уничтожали мир, вползавших в души людей, подобно ядовитым гадам, и отравляли, умерщвляли их, делая неспособными услышать голос Того, Кто вдохнул в них дыхание и звал к Себе.

Однажды выйдя после долгой и усердной молитвы из своего земного убежища, старец с горечью увидел, как пещерка, где раньше жили послушники, была раздавлена сошедшим после проливного дождя оползнем. Это было знаком: отшельники сюда отныне не придут.

И все же он не отчаивался: старец верил, что Господь не оставит его без Своей милости, без последнего напутствия исповедью и Причастием. Пока был жив духовный наставник старца отец Серафим, они оба имели возможность совершать в своем убогом жилище великое Таинство и причащаться Святых Тайн, но с тех пор, как он отошел ко Господу — а это произошло уже более двух десятков лет назад — старец Агафадор принимал Причастие лишь раз в год: из рук отца Лаврентия, которому Господь открыл тайну жительства здешних отшельников. И теперь он твердо уповал на милость свыше, что не будет оставленным здесь без последнего напутствия и христианского погребения. Он ждал этой судьбоносной встречи, за которой — духом своим он прозрел это — был близок его окончательный исход из земного бытия.

"Пригнув низко голову, старец вошел под своды пещеры, где были упокоены все его предшественники: над этим священным местом тоже навис близкий оползень оврага, грозясь навеки спрятать под толщей земли погребенные тела. Отец Агафадор осмотрел земляную шапку, свисающую над входом, и, почти на четвереньках войдя вовнутрь, благоговейно перекрестился перед всеми семью могильными холмиками с крестами. Затем, опустившись на колени, он снова застыл в молитве, прося небесной помощи у тех, чей дух окончательно переселился в вечные неземные обители. С тех пор, как старец по милости Божией, пройдя жесточайшую внутреннюю борьбу с помыслами, отразив неисчислимые искушения нападавших отовсюду бесов, укротив, как необузданного дикого зверя, свою плоть, умертвив ее, молитва стала его ненасытной пищей, дыханием — без нее он не мог жить ни минуты. Сердце не переставало молиться, призывая имя Иисуса Сладчайшего, даже когда изможденная плоть ненадолго погружалась в дремотное состояние.

Старец ощущал волнение духа. Нет, это не был страх: за долгие годы своего пустынножительства он научился отгонять его, окруженный и необузданными стихиями природы, и наваждениями от бесов, и непрошеными гостями и еще много чем, что гнало его из этих мест, тянуло назад в мир, старалось прельстить, запугать, обмануть, завлечь. Сейчас наитием духа он ощущал грядущие перемены в своей жизни и ее близкий конец. Поэтому был особенно собран, внутренне сосредоточен, дабы никто и ничто не смогло на исходе пройденного подвижнического пути совратить в сторону, лишить его благодатных даров, которыми Господь уже сподобил его здесь, как победителя в духовной брани. Он повторял и повторял имя Иисусово, твердо веря в то, что Господь, призвавший его сюда, оградит от всех бед и напастей.

— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго, — молился старец, готовясь открыть себя грядущим сюда гостям.

У старца

Что-то подсказало отцу Игорю не петлять, а идти путем, каким он уже ходил к Дарьиной гати с Максимом: дорога сюда легко запомнилась. Кроме того, тут было много ориентиров. По ней он и вел троих беглецов, которые подгоняли, торопили его, не давая ни минуты на отдых.

— Там отдыхать будем… потом… когда… — Кирпич, взяв на себя функции вожака, тяжело дышал, оглядываясь назад и прислушиваясь, нет ли близкой погони.

— Погоди… Ты бы… правда… малость… — Ушастый обливался потом, вытираясь пыльным рукавом холщовой куртки.

— В Чечне не по таким кручам и лесам лазили, — не оборачиваясь, прохрипел Кирпич, — и здесь прорвемся. Так ведь, святой отец? Твой Бог нам поможет?