— Дедуля, — Кирпич смущенно кашлянул в кулак, — нам бы пожрать чего-нибудь… супчика, колбаски, курочки… И мы дернем отсюда без лишнего шума… Нормален? Мы мирные люди, но наш бронепоезд… Как там пели в годы вашей молодости? Дай пожрать — и мы…
От охватившего волнения он поперхнулся и закашлялся. А старец, ничего не ответив, подошел снова к отцу Игорю.
— Вот каким ты стал, богатырь…
Старец даже не произнес этих слов вслух, но отец Игорь явственно услышал их внутри себя, сразу вспомнив и узнав в нем того таинственного схимника, который пришел к нему, еще юному семинаристу, в больничную палату и чудесным образом, без всякой хирургической операции, удалил злокачественную опухоль. Отца Игоря тоже охватил страх, но в отличие от стоявших рядом оцепеневших, онемевших бандитов это был страх благоговейный, трепетный, который так же благоговейно опустил его перед стоящим старцем на колени, целуя край его ризы и деревянный крест на груди. Таинственный старец — не миф, не легенда, не призрак, не видение, а живой, вполне осязаемый — был перед ним, окончательно раскрывая тайну лесного отшельника.
Ведомые хозяином этого места, все четверо вошли в его жилище — обычную вырытую землянку, больше похожую не пещеру. От общего низкого входа шли два разветвления, уходившие в толщу лесного оврага. Войдя вовнутрь, старец опустился перед святыми образами, замерев в безмолвной молитве. Рядом опустился отец Игорь, а следом за ним, подчиняясь неведомой внутренней силе, и остальные.
Первым, не выдержав напряжения в спине и боли в коленях, застонал Ушастый:
— Может, хватит? Не пора ли нам пожрать?
Но старец даже не пошевельнулся, продолжая оставаться в молитвенном состоянии. Кирпич приложил палец к губам, давая Ушастому понять, чтобы тот молчал. Но скоро застонал сам, тихо шепнув отцу Игорю:
— Святой отец, я, конечно, вашим наукам не обучен и не знаю всего такого прочего, но пора бы и честь знать. Мы все-таки в гостях, а не в молельне-богадельне. Уйдем — и бейте поклоны хоть до утра. А нам бы пожрать — и ходу дальше. Тебя, так и быть, уже не возьмем, даже не упрашивай. Хочешь — возвращайся, хочешь — оставайся, пока не станешь таким же, как и этот леший.
Но вместо отца Игоря тихо ответил сам старец:
— Рано вам. Не готовы еще. Отмыть вас надо.
— Отмыть? В смысле попариться? — оживился Ушастый. — А что, банька имеется? Может, и русалочки водятся? Спинку потрут и…
— Заткнись, — шикнул на него Курган. — Скоро умоешься. Собственной кровью, когда менты на прицел возьмут. Как беглого. С нами цацкаться не будут: замочат на месте. Без всякого предупредительного выстрела в воздух. Тресь! — и пошла душа в рай.
— В ад, — так же тихо подал голос старец. — Таким черным душам, как ваши, место только в аду. На самом дне. Потому отмыться надо малость, а тогда…
— А, понял! — опять оживился Ушастый. — Помыться, чтобы чистенькими нас в ящик упаковали? Какой ты, дедуля, заботливый. Нет уж, баньку мы где-нибудь в другом месте примем. Ты бы нам дал пожрать, хавки какой, да мы…
— Не выпустят вас такими отсюда, — оборвал старец.
— Кто же это нас не выпустит? — теперь заинтересовался Кирпич.
— Тот, кто пустил. Сие место свято есть. Тут свои часовые стоят.
— Старый, — рассмеялся Кирпич, — когда на наш след выйдут, базарить не будут ни с нами, ни с твоими доблестными часовыми. Всех покрошат на месте.
— Не покрошат. И не выйдут. Сие место свято есть, — старец реагировал на весь разговор, продолжая оставаться в молитвенном состоянии: его руки неслышно скользили по четкам, а губы едва заметно шевелились, вместе с сердцем творя молитву.
— Тогда мы сами…
— Не пустят, — упрямо повторил старец, — не готовы еще. Отмыться надо. Тогда сами пойдете.
— Куда это еще «сами пойдете»? — злобно взглянул на монаха-отшельника Курган.
— Откуда пришли — туда и возвратитесь, — бесстрастно ответил старец. — Только малость отмыться нужно. В таком виде вас не примут.
— Дед, — Курган начинал свирепеть, — я ведь не посмотрю, что ты такой старый. Я твой век тебе быстро укорочу. Одним выстрелом.
Старец повернулся лицом к Кургану:
— Куда стрелять будешь? В голову?
Он откинул наброшенную монашескую мантию и пряди седых волос.
— Или в грудь?
Он расстегнул пуговицу под подбородком — и все увидели спрятанные под мантией тяжелые вериги, которые тот носил для измождения плоти.
— Гля, бронежилет, — злоба, кипевшая в глазах Кургана, сменилась на искреннее удивление. — И что, вы все так?
— Не все, — старец запахнул мантию и надвинул куколь. — У других потяжелее были.
Все трое бандитов дружно захохотали.
— Старый, — Кирпич фамильярно ткнул старца в висевшую на немощной груди многопудовую стальную кольчугу, — а для чего весь этот маскарад?
— Чтобы легче было от земли оторваться, когда в нее лягу, — тем же тихим невозмутимым голосом ответил тот.
Троица расхохоталась еще громче.
— С этим?! Дед, никак совсем рехнулся! Ты по земле ноги еле волочишь, а хочешь куда-то оторваться? С этим бронежилетом?