Отшельник (СИ)

Я снова холодел изнутри. Как когда-то, когда понимал, что ни одна тварь за моим праздничным столом не пришла сюда потому, что искренне этого хотела.

– Ваша гостья.

– Кому?

Оказывается, становиться самим собой не так уж плохо, а привычно и приятно чувствовать, как по венам течет яд и отравляет внутри жаждой причинять боль.

– Ларисе. Она обещала помочь вашей гостье сбежать из дома на машине, которая возит прислугу.

– Когда?

– Сегодня после пересменки. Весьма занятный план, я бы сказал. Скорее всего, у них бы все получилось. Если бы вы не заметили, что ваш второй смартфон использовали.

– Кто замешан из наших?

– Горничная и охранник на воротах, который проверяет машину и документы.

– Все записи разговоров пришли мне сейчас на электронную почту. Включая запись последних звонков с этого номера тоже.

Посмотрел на нее через стекло и бросил сотовый на пол, наступил на него каблуком туфли и с наслаждением раздавил, продолжая смотреть на эту лживую суку, которой удалось из меня сделать жалкого лоха, решившего, что у него все может быть, как и у других… с ней может быть. Не может. Она такая же пластмассовая, как и все, кто меня окружают. Только ее будет намного вкуснее ломать, чем всех остальных. Безжалостно, с наслаждением разрывать ее тело и превращать в грязь. А точнее, обнажать ту грязь, которую она прятала под своим фальшивым белым цветом чистоты, под тонким слоем фарфора. Я увижу ее настоящую. Вышел с веранды и направился к ней, чтобы взять под локоть и тихо сказать на ухо:

– Бал окончен, карета вот-вот превратится в тыкву.

– Что?

– Мы уезжаем.

– Домой?

Ее глаза заблестели надеждой.

– Конечно, домой. Я буду тебя трахать на моей огромной постели всю ночь напролет. Отметим выписку твоего брата из больницы твоим первым взносом по договору.

И испытать почти оргазм, когда ее глаза округлились и вся краска отхлынула от лица. Вот теперь оно настоящее, это лицо, без ее гребаной, лживой улыбки.

ГЛАВА 22

Когда клянёшься мне, что вся ты сплошь

Служить достойна правды образцом,

Я верю, хоть и вижу, как ты лжёшь,

Вообразив меня слепым юнцом.

Я тащил ее по лестнице за шиворот и волосы на затылке. Её роскошные сводящие меня с ума волосы, от блеска которых у меня пальцы сводило в желании их ласкать, но драть их мне тоже нравилось. К ней вообще прикасаться по-разному нравилось, и у нее был выбор – КАК. Она его сделала сама. Не обращая внимание на то, что она бьется и ломает каблуки о ступени и ногти о перила, я волок ее за собой вверх к спальням. Она для меня в этот момент обесчеловечилась. Я не чувствовал в ней ту девочку, которая приводила меня в восторг все эти дни, умиляла и заставляла с ума сходить от неизвестных мне щемящих душу эмоций, заставила почувствовать, что у меня есть душа. И вот эта самая душа никуда не делась, она жаждала получить себе все, она жаждала впитать в себя каждый ее рваный вздох и крик агонии. Потому что Надя заставила меня верить, опять, черт ее раздери, верить в то, чего нет. Сыграла для меня настолько талантливо, что я размяк и готов был сам опуститься перед ней на колени. Я думал, что боль это уже давно не про чудовище, которое родилось из разочарований и чужой жестокости. Но девочка с солнечными волосами доказала, что ни хрена я не чудовище, я червь, которого легко раздавить, едва он сбросит скорлупу, которая так похожа на шкуру зверя. Это говорил мой отец.

Склизкотелым бесхребетным быть не хотелось, им я уже был. А вот монстра больше ни черта не сдерживало, он подрал доверчивого лошка и оскалился, обнажив сверкающие и блестящие от голодной слюны клыки. Как в свое время сожрал и того, кто назвал его червем. Она что-то кричала, а мне было насрать, я ее не слышал, не хотел слышать. Я хотел получить свое, то, что ждал и желал так долго. Втянул в одну из комнат, плевать в какую, удерживая на вытянутой руке все так же за волосы, закрыл на ключ и зашвырнул его к дьяволу куда-то под шкафы, и впечатал ее в дверь, коленом раздвинув ноги, резко вошел в нее пальцем, разрывая толчком кружево трусов, и зашипел, как же там, в ней, сухо и узко, намного уже чем, когда я ее возбуждал и ласкал, и довольно заурчал, когда в ее глазах заблестели слезы.

– Ты говорила, что могло быть не так? И было… было пиз**ц, как не так, но ты сама все испортила! Крошечная, маленькая и такая лживая сучка… вы такими рождаетесь? Или вас такими кто-то делает?

Протолкнул палец глубже, и она всхлипнула, закрывая глаза. Вот теперь не нравится. Да? Вот теперь больно. Я по-разному умею. Могу заставить умирать от оргазмов. А могу и вот так. Чтоб дергалась и кривилась.

– Открой глаза! На меня смотри, забыла?

Упрямо зажмурилась и процедила сквозь зубы.

– Не будет, как ты хочешь, больше!

Оооо, как это злило и возбуждало одновременно, ее вызов наглый и совершенно глупый. Вызов, за который хотелось ее раздавить. Больше не будет спектаклей, где она шепчет мне «не так», больше не будет никаких спектаклей.