Отшельник (СИ)

Самарин предложил назвать новое государство Великим Татарским Султанатом, на что Полина Дмитриевна справедливо возразила:

— Мелко мыслишь, Андрюша. Наш уважаемый союзник достоин большего! Шахиншах, например.

Тут уже запротестовал Андрей Михайлович:

— Царь царей, говоришь? Как-то уничижительно по отношению к нашему Тимофею, то есть, Ивану Васильевичу. Царь, скажут, не настоящий!

— Логично, — согласилась боярыня Морозова. — А если императором? Касим у нас единственный законный чингизид, вот пусть и будет Чингизская Империя.

— Неплохо, — кивнул Самарин. — Единственное «но»… Это как бы титул христианских государей.

— Древние римляне были язычниками.

— Да похрену кем они были раньше, я про сейчас говорю.

— Я мусульманин, — на всякий случай напомнил Касим.

— И что? — удивилась Полина Дмитриевна. — Будет за тобой сила, никто и не вспомнит о такой малости.

На том и порешили. Ещё в договор внесли проект совместной беспошлинной торговли через отходящий Москве Таджи-Тархан, и проект арго-промышленного комплекса в междуречье Волги и Дона. Задел на будущее, так сказать. Ничто так не способствует дружбе между государями, как правильно поделенные общие прибыли.

Карту безжалостно исчеркали предусмотрительно прихваченными цветными карандашами — Касим выбрал зелёный, а Самарин пользовался красным. Красный цвет уверенно брал верх, отодвигая границу к самому Чёрному морю. Так продолжалось, пока планы не разбились о вопрос Полины Дмитриевны:

— А теперь скажите, у вас двоих деньги и армия для войны есть?

— Пять тысяч моих багатуров… — вскинулся было татарский император, но под насмешливым взглядом стушевался и не стал продолжать.

— Так что послушайте старую мудрую бабушку и умерьте аппетиты, — боярыня небрежно подвинула карту в сторону. — Кто-нибудь слышал про речку Миасс?

— Это где такая?

— Важно, не где она, а что там есть.

— И что же там есть?

— Золото.

— Чьё? — сразу оживился Касим, подумывавший о способах отравления дерзкой и непочтительной женщины.

— Если первые найдём, то будет наше.

— Ты знаешь точное место? — усомнился Самарин.

— Интернет знает, — ответила Полина Дмитриевна. — Там, если не ошибаюсь, ещё и медные руды.

— Уважаемый Интернет захочет поделиться знаниями? — спросил Касим. — Если что, у меня есть хорошие мастера допросов, даже покойника разговорят.

Вечером после торжественного оглашения указов о новом государственном устройстве и молебна о ниспослании благодати двум великим державам, был намечен праздничный салют. Самарин дожидался темноты и поминутно проверял правильность установки фейерверков — много ли нужно для пожара в деревянном городе? Чуть не уследишь, криво поставишь, и запляшет красный петух по крытым дранкой и лемехом крышам.

— Шибко занят, княже? — князь Изборский тащил за собой связанного и сильно помятого толстяка. — Вражьего подсыла поймали! Представляешь, пробрался к царской лодье с молотом и зубилом. Утопить хотел, не иначе. Мы расспросили немного и вот…

— И что?

— Позволь представить тебе ростокского купчишку Альбрехтку Шмульку.

— Я Штитцер, — робко возразил толстяк.

— Не дерзи князю, смерд! — рявкнул Иван Евграфович и схватился за плеть. — Сказано Шмулька, значит, будешь Шмулькой!

— Как скажете, герр принц.

— С ними только так, — ухмыльнулся Изборский. — Подлейший народец, то город осадят, то пошлины поднимут.

Андрей Михайлович пригляделся к шпиону. Купец как купец, одет состоятельным бюргером с преобладанием тёмных тонов. В Нижнем Новгороде редкость великая, тут больше персиянцы в чалмах и халатах, но на Москве, по слухам, такие не в диковину.

— И зачем же ты, герр Шмульке, хотел царскую лодью потопить? — нахмурился Самарин. — Не знаю как в Ростоке, но у нас за это дело мигом на кол присядешь.

— Меня неправильно поняли, герр принц!

Речь, кстати, правильная, с редкими вкраплениями псковского цоканья. Знаете, такое… «дуроцка на пецке с цугунком картосецки»? У этого не так заметно, но проскакивает. Во Пскове по-русски говорить научился?

— Не поняли, значит?

— Ja,ja! То есть, да, мой господин, — немецкий купец поклонился, насколько позволила намотанная верёвка. — Я хотел поговорить о поставках великолепнейшего шведского железа, а инструмент захватил с единственным желанием предъявить высочайшее качество товара.

— Вот как?

— И никак иначе, мой господин.

— А что запрет?

— Запрет же касается исключительно Новгорода, составляющего комплот против законной власти Гроссе Кайзера, и ни коим образом не затрагивает интересы Москвы.

— Готов на кресте поклясться? — недоверчиво спросил Иван Евграфович.

— Готов!

Самарин засмеялся:

— Удивляюсь я твоей наивности, князь. Это же купец, ему за деньги клятвопреступление совершить — как два перста оросить. А за хорошие деньги и брата родного зарежет.

Герр Альбрехт покраснел и принялся уверять в обратном:

— Слово негоцианта нерушимо! И суд меня оправдал, потому что мой бедный брат страдал падучей болезнью и сам упал на нож.

— Так ты его раньше знал, Андрей Михайлович?

— Этого? Нет, этого не знал. Но ни все одним миром мазаны.