Отставка штабс-капитана, или В час Стрельца

В этот же день нам вручили экземпляры Напутствия, написанного царем специально для молодых офицеров. Я перечел его трижды, надеясь увидеть глубокую мысль и мудрый совет. Но государь не советовал ничего другого, как любить его одного. "Дети, - писал государь, - отпуская вас на службу, Я обращаюсь к вам не так, как ваш начальник, но как Отец, вас душевно любящий, который следил за вами с юных ваших лет, который радовался вашим успехам, вашему постепенному развитию. Теперь вы выходите на поприще жизни, жизни военной; внемлите Моему совету: не забывайте никогда Бога, родителей ваших; помните всегда, что вы одолжены нравственным вашим существованием Государю Императору. Его постоянным к вам милостям: Он с младенчества вас призрел, Он вас взлелеял и, наконец, снабдил вас всем нужным для нового вашего поприща. Как можете вы, однако, заслужить столь великие к вам Его благодеяния, как не щадя себя ни в каком случае для Его службы; не забывайте, что в России, в нашей славной России, священные имена Государя и Отечества нераздельны; эта нераздельность - наша сила, пред которою неприятели наши всегда сокрушаются, и крамоле не будет места. Военная служба, сия благороднейшая служба, сколь представляет она вам в будущности славы; слава на поле битвы для благородной души сколь имеет отрады; и если участь удручила пасть на нем, то остается память, окружающая поверженного... Примите, дети, сии наставления друга; будьте уверены, что вблизи и издалека он всегда будет следить за вами; во всех ваших нуждах, или если вам нужен будет добрый совет, обращайтесь к Нему, как к верному пристанищу. Прощайте, да благословит вас Господь Бог и да подкрепит на дела великие. За Богом Молитва, за Царем служба никогда не пропадают. Николай I".

Нечто подобное тому Напутствию говорил сейчас солдатам поп. Но люди так устроены, что одни и те же слова, произнесенные самодержцем и сельским священником, воспринимаются по-разному: в первом случае вызывают восторг, во втором - скуку, а почему так - понять трудно.

Зато легко понять радость батареи, осененной последним крестом. Все ожили, всех ждал праздничный обед, все пришли в движение. Фельдфебель сзывал взводных фейерверкеров получить водку. Командир пригласил офицеров к себе.

XIV

В сравнении с будничным ужином господина Володковича наш праздничный обед, изготовленный попадьей совместно с командирским денщиком, выглядел нищенски. Из чувства приличия об этом не говорили, но вздохи и взгляды, которыми обменивались офицеры, были красноречивее слов. Однако вино - это мудрое изобретение седой древности, одно из первых изобретений человеческого ума, а по мысли Шульмана - первое, - заставило быстро примириться с грубостью поповской кухни, и в горнице, красный угол которой был облеплен иконами, после двух тостов в честь праздника настал веселый шум. Склонялось на все лады утреннее происшествие.

Я покинул компанию и вышел во двор.

У сарая скучал караульный.

- Что, братец, томишься? - спросил я.

- Конечно, ваше благородие, в такой час невесело стоять, - отвечал солдат. - Но и то хорошо, что не ночью. Кто ночью, тому скучнее будет.

- Верно, - согласился я. - А что пленный делает?

- Грустит, поди, ваше благородие. Что ему еще делать.

- Открой-ка. Хочу с ним поговорить.

Ворота, проскрипев, растворились, я вошел в сарай.

Связанный мятежник лежал на охапке сена. Это был интеллигентный человек лет двадцати пяти. Некоторое время мы один другого внимательно разглядывали.

- Как вас зовут? - спросил я.

- Вы ко мне пришли, - сказал мятежник. - Вам и представляться.

Я назвался.

- А я вам не назовусь, - ответил мятежник.

- Отчего же?

- Оттого, что мои родители живы - могут пострадать. А вот я гляжу и удивляюсь: уже артиллеристы жандармские обязанности исполняют.

- Не все ль вам равно кто, - сказал я. - Сами виновны. Зачем понесло полем бежать? И сидели бы себе на опушке. Или в обратную сторону уползли. Никто бы вас и не видел.

- У товарища нервы сдали, - ответил мятежник. - Впрочем, и с другой стороны были конные.

- Не очень-то вы ловкие, - продолжал я. - У кого нервы выдержали, тот теперь вольным воздухом дышит.

Мятежник посмотрел на меня с любопытством, но сказал:

- Однако что вы хотите? Услышать от меня ничего не услышите. Будущее свое я и без вас знаю. Мне бы побыть наедине, пока возможно.

- А мне от вас ничего и не желательно. Я познакомиться зашел.

- Знакомство с вами хорошего не сулит, - сказал мятежник. - Судьба товарища моего - тому пример. А ему восемнадцать было лет. Одно могу вам сказать - каратели. А вы лично стыда не имеете вовсе.

- Ну, и хватили, - удивился. - Впервые меня видите, а такое суждение.

- Судя по погонам, вы - штабс-капитан?

- Да.

- И вчера вы были свидетелем несчастья с Северином Володковичем?

Я согласно кивнул.

- Так зачем вам лицемерно удивляться, - сказал мятежник. - Человека убили, вы же пишете - сам себя застрелил.

- Кого убили? - опешил я.

- Северина! - отвечал мятежник. - А вы комедию сочиняете на бумаге самоубийца.