Отстегните ремни

Я чувствовала себя тем самым несчастным немцем, чей желудок отказался переваривать гвозди. Я совершенно запуталась. Чего я добилась, приучая себя к здоровой и сбалансированной пище? Только того, что мой желудок начинал болеть уже от одного взгляда на обычную пачку пельменей? И стоило ли этим гордиться, – было уже непонятно. Стал ли мой желудок здоровее от изнеженного питания исключительного качества продуктами, или наоборот, растерял все свои адаптивные качества и подвел бы меня при первом же удобном случае? То, что моя психика совершенно разучилась держать стресс – было уже очевидно. Приученная к проблемам, снять которые был способен простой «Tropical Rain», я оказывалась абсолютно пассивной рыдающей рохлей при первых же русских проблемах.

Меня возмущало и повергало в состояние шока абсолютно все. Казалось, что в этой стране все перевернуто с ног на голову. Все специально сделано самым неправильным образом. Милиция, которая по закону должна меня защищать от произошедшего беспредела, как раз и работала сейчас против меня, подстерегая с мешочком героина, чтобы навсегда упрятать в российскую тюрьму, и все это – по заказу именно тех, от кого и должна была меня защищать. Законы были специально написаны с такими дырами, как объяснил мне Денисов, что сами и помогали уводить у честных собственников их законное имущество. И переписывать их никто и не собирался, потому что «рыба гниет с головы», и государство не собиралось лишать себя возможности пополнить свои резервы за счет очередного нефтяного олигарха.

Перед глазами опять встала торчащая из-под стола старушечья нога в обрезанной носком серой колготке. Живот свело судорогой, и меня затошнило. Придерживая стену, просто чтобы оставались хоть какие-то вертикали в жизни, ориентиры, опираясь на которые я не сойду здесь окончательно с ума, я дошла до розовой римской ванной. Наклонилась над вычурным унитазом, и меня стошнило. На дне унитаза отчетливо виднелись кусочки съеденной недавно вареной колбасы. Она что, вообще не переваривается? – мелькнуло в голове. Она же по преданию должна быть из бумаги? А бумага прекрасно усваивается человеческим организмом.

Вконец измученная, я попыталась лечь в кровать. Но простыня как нарочно собиралась в кучу, подушка была из мерзкой дешевой синтетики и тоже формировала бугры у меня под щекой. Вдобавок кто-то, несмотря на позднее время, постоянно пользовался лифтом, и дверь его с жутким грохотом хлопала, каждый раз заставляя меня в ужасе красться на цыпочках к дверному глазку, чтобы проверить, не по мою ли душу пришли.

Уже ближе к утру, когда соседи наконец улеглись и забылись крепким сном, моя измученная нервная система обнаружила новый раздражитель: за окном раскачивались какие-то тросы. Непонятно откуда взявшийся ветер кидал их на стекло, и каждый раз я вздрагивала. Подойдя к окну и изучив ситуацию, я пришла в полный ужас. Похоже, по дому шли покрасочные работы, и прямо на уровне моего окна внизу, у самого тротуара, на толстых тросах болталась строительная люлька. Я с ужасом поняла, что проникнуть в мою квартиру не составляет вообще никакого труда. Трясущейся рукой закрыла окна на все шпингалеты. Попыталась отвести глаза от тросов, но у меня ничего не вышло. Закрыла занавески, чтобы не смотреть постоянно на тросы. Поняла, что так еще страшнее, и пошла опять их открыла. Всю оставшуюся ночь я присматривалась к жутким тросам, и мне постоянно казалось, что они начали двигаться, и люлька с вооруженными бандитами уже неотвратимо ползет к моему окну…

К утру простыня моя сбилась во влажную от пота кучу, глаза и щеки горели, я так и не сомкнула глаз, меня почему-то еще и подташнивало, и, окончательно проснувшись, я поняла, что в завершение всего у меня поднялась температура.

Только этого еще и не хватало!

Допив литр яблочного сока и накормив ребенка бутербродами, я приползла опять в кровать, свернулась без сил клубочком, подтянув колени под самый подбородок, натянула сверху одеяло и тупо уставилась на качающиеся тросы за окном.

Ночной ветер пригнал откуда-то тучи, и сегодня, наконец, было пасмурно. Жара при этом не спадала, а предвещала тропический ливень. Тяжелые грозовые тучи висели низко над столицей, дышать было абсолютно нечем, и наверняка что-то не так с атмосферным давлением. Сердце у меня стучало не в груди, а в висках, тошнота подкатывала к самому горлу, и лоб покрывала липкая и холодная испарина.

– Пошли гулять! – заявилась на порог моей комнаты выспавшаяся и с аппетитом позавтракавшая Даша.

– Все. Не могу.

– Можешь!

Ребенку было скучно в доме.

– Не могу я больше ничего, Даш. Иди отсюда. Поиграй в гостиной. Я болею. Я сейчас умру.

– А мой папа никогда не болеет!

– Да? Какой он у тебя молодец!

– И мне запрещает. Говорит, что болеют те, кому нечего делать.

Господи, Макс! Откуда у тебя вообще такая трудоспособность? А я где была, когда вам ее тут раздавали? Сидела в своем Амстердаме?

– Пойдем! – настаивала девочка.

– КУДА мы пойдем, моя зайка?

– Пойдем в аптеку и купим тебе лекарства.