Отстойник (СИ)

- В часть идти, - мрачно заявляю я, катая по ладоням свой чёрный камень. Каким-то чудом он не измазался кровью и сейчас внимательно осматриваю его поверхность. Окаменелые ракушки отпали, обнажив слегка бугристую поверхность. Теперь камень имеет несколько иную форму, он явно не круглый, а вытянутый и определённо напоминает сердце. Такое открытие меня сильно удивило, неужели он искусственного происхождения, но это невозможно, судя по окаменелостям, ему сотни миллионов лет. Вытряхнул из целлофана НЗ, я осторожно уложил в плёнку камень и засунул его подальше от кровавого пятна на моей форме. Затем обратился к Ли: - Помоги мне подняться, что-то у меня не по делу кружится голова.

- Много крови потерял, - хмуро произносит Миша, - тебе в госпиталь надо. Я тебя немного подлатал, но нужны антибиотики иначе, можно заработать воспаление, а там и до сепсиса недалеко.

- Утешил, - буркнул я.

- Послушай, Кирилл, чего ты выскочил, зачем поставлялся как последний кретин? - в сердцах ругнулся Миша. На его лице пробежались бугры, а ноздри раздулись как у быка, увидевшего перед своей рожей тореадора. Все эти признаки указывали на то, что мой друг испытывает крайнее эмоциональное волнение.

- Так я ж даже не мог подумать, что волк начнёт из автомата отстреливаться, - пошутил я.

- Интересная версия, - медленно проговорил друг и к моему удивлению задумался.

- Ещё скажи, что то был оборотень, - фыркнул Ли, но наткнулся на тяжёлый Мишин взгляд, помрачнел и, пожав плечами, попытавшись полностью раскрыть свои узкие глаза, с ехидством спрашивает: - Миша, ты действительно веришь во всю эту чушь?

- Я в живот ему несколько пуль всадил, а ты знаешь, стреляю я метко, от таких ранений медведь бы загнулся, а этот ушёл ... причём странным образом человеческие следы как-то трансформировались в волчьи.

- Сказочник, - фыркнул кореец, но в чёрных прорезях его глаз колыхнулся ужас.

- Хватит рассказывать байки, мы не в пионерлагере, здесь нам больше делать нечего, уходим, - решительно произношу я, ощущая, как наливается жгучей болью рана.

Как трудно идти, нитки скрипят, кровь сочится, мучает жажда, ежеминутно накатывает дурнота, ноги дрожат, перед глазами вспыхивают световые пятна. Пытаюсь прислушаться к своим ощущениям, неужели возникают галлюцинации. А ведь точно, огни! Я с трудом воспринимаю реальность, и не сразу понимаю, что перед нами КПП. Меня укладывают на жёсткий топчан, вливают в рот воду. Старший лейтенант объявляет тревогу, скоро прибудет рота Обороны, а меня увезут в госпиталь. Как жаль, со Стелой не попрощаюсь. Перед глазами появляется её видение, но за ней стоит, крепко сжав губы, генерал Щитов. Я отмахиваюсь, они исчезают, а им на смену выплывает полковник Белов, он улыбается словно добрый дедушка, затем мрачнеет: - Вот как бывает, Кирилл, оказывается генерал начальник над нечестью, что расплодилась в заброшенном метро. Необходимо отобрать чёрный камень, иначе он уничтожит всех нас. В том метро есть одно потайное место, где сила артефакта сводится к нулю, его необходимо отнести туда и как можно быстрее. Я знаю, метро должны скоро взорвать и тогда все наши усилия будут напрасны, каста Ассенизаторов исчезнет, а вместе с ней рухнет весь мир. Торопись Кирилл, вспомни для чего ты здесь, возвращайся к своей напарнице! - почти кричит он, и я отключаюсь.

Госпиталь в Подольске - операцию сделали, сижу на уколах и таблетках, здоровье стремительно возвращается. Главврач удивлён скоростью заживления и, хотя печень была не задета, ранение весьма серьёзное, мог изойти кровью. Хорошо Миша в своей деревне научился зашивать собак, вот и пригодился его опыт, иначе кровью изошёл, а я ещё такой молодой. Внезапно мне так стало себя жалко, что едва не всхлипнул, но мгновенно выругался сам на себя - нечего нюни разводить! А ещё меня постоянно преследует странное ведение, что случилось со мною перед потерей сознания, я чётко помню слова полковника Белова, они шилом запали мне в душу, но я разумом понимаю, всё это плод моего воспалённого сознания ... но слова полковника не хотят испаряться из моей памяти.

С неба срывается пушистый снег, но я не ухожу из больничного парка, здесь тихо и спокойно. Кутаюсь в толстый халат, поглаживаю в кармане свой талисман, который сейчас я называю "чёрным сердцем". Не знаю почему, но он всегда со мной и не теряется. Я уже стал считать его частью себя, как хорошо, что пули по нему не попали.

По парку, в одиночку и небольшими группками, прогуливаются пациенты, кого-то везут на инвалидной коляске, кто-то ковыляет на костылях. В Подольске много солдат и офицеров с ранениями, в Афганистане в полном разгаре война. Меня тоже причисляют к "афганцам", так как - пулевое ранение, устал доказывать, что я на войне не был, но с интернационалистами у меня сложились дружеские отношения.