Отступник

Дверь, тихо заскрипев, приоткрылась на несколько сантиметров, и по полу кладовки прокатился какой-то предмет. Мурзик понял, что это граната.

– Суки, падлы! – только и смог он вспомнить в такой важный в его жизни момент.

Через несколько секунд в тесной кладовой прозвучал удар грома. Дождя не пошло, но в Мурзике появилось от тридцати до пятидесяти лишних дырок, и на полу все-таки образовалась лужа. Она была черного цвета, и ее не было видно в темноте. Проходя мимо открытой двери, через которую было видно сидевшего на полу у батареи Садовского, Тимур спросил у Знахаря:

– А с этим что?

Знахарь взглянул на человека, из-под задравшейся штанины которого был виден протез, и ответил:

– Менты освободят.

Они вышли в зал, и Знахарь сказал:

– Все, поехали отсюда.

Тимур отпер входную дверь, и они стали подниматься на улицу. Навстречу им на ступени шагнула какая-то помятая личность, направлявшаяся вниз, к Ботвиннику в гости.

Тимур встал у личности на дороге и недобро сказал:

– Закрыто. Переучет.

Личность развернулась и уныло побрела в другое место.

Сев в машину, Знахарь внимательно посмотрел на Тимура и сказал:

– А ты вообще ничего. В форме.

Тимур довольно ухмыльнулся и ответил:

– Сам знаю. Трогай, извозчик!

* * *

Литерный поезд мчался в столицу без остановок.

Подпрыгивая на стыках, покачиваясь на стрелках, пролетая мимо полустанков и степенно минуя крупные города, пробирались в Москву пять вагонов: четыре плацкартных со спецконтингентом и купейный с десятком офицеров.

Поначалу Фима каждые два часа заглядывал к «перевернутым». Все-таки первый выезд… Кто знает, как поведут себя те, кто жил в придуманном мире и после проведенной над ними процедуры еще ни разу не выбирался в свет.

Но зомби вели себя абсолютно спокойно. Они получили специальную психологическую установку на это путешествие. И их эмоции, реакции и чувства были слегка заторможены до самого приезда в Москву. Они валялись на полках вагона, иногда поднимаясь, чтобы сходить в сортир. Потом возвращались и вновь впадали в «наведенный» анабиоз. Беспокоиться было не о чем. Впрочем, кроме молодого лейтенанта, никто ни о чем и не беспокоился.

Накануне вечером сопровождающие офицеры выдали каждому биороботу по пятьдесят законных граммов водки для поддержания виртуальной чувствительности, да и сами к горячительному приложились основательно. И теперь они с самого утра кучковались по трое в купе, собираясь опохмеляться. Фиме об этом и подумать было тошно.

Пользуясь тем, что в распоряжении десяти человек был целый вагон, Фима нашел свободное купе и растянулся на нижней полке. Только он прикрыл глаза и собрался задремать, как в купе ввалился соскучившийся майор Капитанов. Его так и звали – Капитан-Майор. Поставил на стол две стопки, закадычную фляжку и вытащил из кармана бутерброды с красной рыбой.

– Липа моя сделала, – с пьяной гордостью сообщил он.

Фима только покривился втихаря, но от КапитанМайора это не укрылось.

– Не понял, юноша! Что ты рожу такую скорчил? Что ты против Липы имеешь?

– Я против выпивки и бутербродов. Плохо себя чувствую, – пояснил Гена. – А против Липы я ничего. Даже наоборот…

Прикусил язык, но слово уже вылетело, и к нему прицепился пьяный начальник.

– То есть как – наоборот? Она тебе небезразлична? Может, тебе хочется ее трахнуть? А? Мы можем это устроить. Эта сучка только рада будет. – Он заводил сам себя. – Или ты с ней уже спал? Успел, сукин сын?…

Тут Капитан-Майор попал в самое яблочко.

Справедливости ради следует сказать, что с женой Фиминого начальника спали все кому не лень, а главное – ей самой было не лень спать со всеми подряд.

Фима уже давно свыкся с мыслью, что он, как и все прочие лейтенанты, трахнул жену собственного начальника, и глядел ему в глаза совершенно спокойно. Более того, еще недавно он намеревался при случае повторить развлечение, потому что его плоть уже заскучала по удовольствию, доставленному темпераментной зрелой женщиной.

Но вот к прямой постановке такого вопроса он оказался не готов. И сказать правду, и лгать в глаза – было одинаково неловко.

И он, не умея сделать выбор, замялся.

Далеко не глупый майор моментально просчитал ситуацию.

– Вот оно как, значит… Вот же ненасытная дырка! С кем угодно готова завалиться! Ну погоди, блядина!…

И он, проигнорировав принесенные им же стопки, запрокинул голову с поднесенной к губам фляжкой. Фима оцепенело наблюдал, как движется кадык Капитан-Майора, и лишь одна мысль оформилась в гудящей, как пустой котел, голове:

«Убьет прямо сейчас».

Капитан-Майор опустошил фляжку наполовину, оторвался от нее и протянул лейтенанту. Фима, не задумываясь, схватил фляжку и присосался к ней, будто пахнувший клопами коньяк мог спасти его этого нелепого кошмара.

– А ты… Вот же ты урод! Как ты мог? На кого позарился!

Капитанов дышал прямо в лицо Фиме, но тот боялся пошевелиться.

– Выбросить тебя из поезда, что ли?… А толку-то! Ну ладно, вот вернемся – сгною на дежурствах, чтобы у тебя больше никогда не встал. А Липу…