Отступник - драма Федора Раскольникова

Раскольников вернулся во дворец.

Наверху, на хорах, опоясывающих зал заседаний, столкнулся с Лениным, выходившим из комнаты, где собирались цекисты. Должно быть, Ильич приехал на автомобиле, может быть, том самом, который теперь служил трибуной для ораторов там, внизу, у подъезда. Из комнаты, откуда он только что вышел, доносились раскаты смеха, колокольцы Зиновьева и чей-то добродушный бас, похожий на бас Свердлова.

Ленин, однако, был хмур, глянув исподлобья, спросил с желчью:

- Ну что? Привели матросов? Что скажете?

- Если наша задача, - осторожно заговорил Раскольников, - заключалась в том, чтобы показать правительству и тем, кто ему прислуживает, нашу силу и революционную решимость, то, думаю, мы с этой задачей справились. Мы им показали! Мы, Владимир Ильич…

- Что? Что вы показали? - перебил его с дрожью в голосе Ленин. - Какая задача? Вы силу показали? Вы… - Он побледнел, затрясся от исступленного негодования. - Вы зачем приехали в Петроград - прогуляться по Невскому? Клешами тротуары мести? Знаете, что вы показали? Вы показали, что вы не революционная армия, а говно… сброд… Вы… вас расстрелять мало! Вы… вы…

Он задыхался от клокотавшей в нем ярости, не мог говорить. Глаза его побелели, казалось, он сейчас упадет в обморок.

- Нам сказали: ждите указаний… - растерянно прошептал Раскольников, потрясенный непонятным ожесточением вождя.

- Указаний? - передразнил его, странно дернувшись, Ленин. - Указаний! Делать революцию по указаниям! Очень хорошо. Очень, очень хорошо. Ну что ж…

Махнув рукой, он торопливо удалился, припустил по коридору гневной семенящей припрыжкой.

Не сразу пришел в себя Раскольников. Поколебавшись, все же решил зайти к цекистам.

В небольшой комнате было накурено, душно. Что-то смешное рассказывал Каменев, его перебивали веселыми репликами человек пять-шесть партийцев Зиновьев, Свердлов, Федоров, еще кто-то. Когда вошел Раскольников, все смолкли, на него уставились, как показалось ему, с удивлением. Он направился к Каменеву и Зиновьеву.

- Какие будут указания? - спросил, обращаясь к ним обоим. - Что дальше делать? Есть ли в ЦК план дальнейших действий? Мы хотим знать…

Он не заметил, что говорил слишком громко, и Каменев попытался его остановить:

- Тише, голубчик. Не кричите так. Сейчас ничего оп ределенного сказать нельзя. Надо выждать. Вечером будет заседание ЦК, будем решать. Идите к дому Кшесинской, товарищ Подвойский укажет вам…

- Его нет там! Мы только что оттуда…

- Пожалуйста, не кричите, - снова осадил его Каменев, досадливо поморщившись. - Подвойский вам все скажет. Дождитесь его. Мне больше нечего сказать. Извините, у меня нет времени…

Каменев засеменил к двери. Раскольников оглянулся. Хотел обратиться к Зиновьеву, но того и след простыл. Не было уже в комнате и Свердлова с Федоровым. Да что это, заволновался Раскольников, с ним не хотят разговаривать? Это еще что?

Недоумевая, вышел на воздух. У подъезда его ждали Рошаль с Флеровским.

- Ну что? - спросил Рошаль.

- Они не знают, что делать, - нервно, с раздражением ответил Раскольников. - Зато я знаю. Останемся в Питере. Поворачивай колонны, Семен. Разведем людей по квартирам. Сперва идем к дому Кшесинской и Петропавловской крепости, оттуда - к Морскому корпусу. Идем…

С этого момента началась полоса странных дней и ночей, как бы выпавших из его памяти. Он будто впал в тягучий сон со смутными видениями, о которых тут же забывал. На сторонний взгляд он вел себя как обычно, был деятелен, произносил речи, командовал моряками, но все, что он делал в эти дни, словно проваливалось куда-то, не оседало в его памяти, об иных своих действиях он впоследствии с удивлением узнавал со стороны. Такое с ним уже было однажды, в двенадцатом году, после первого ареста и суда. По суду он был выслан за границу, и с того момента, как вышел из поезда на германской границе, будто провалился в темноту. Пришел в себя уже в Петербурге спустя несколько дней, в психиатрической клинике. От матери только и узнал потом, уже выйдя из клиники, что с ним произошло: на границе он был арестован германской полицией и выдворен обратно в Россию…

Отправившись от подъезда Таврического дворца разводить кронштадтцев по квартирам, Раскольников повел одну из колонн не к дому Кшесинской, а к пристани Васильевского острова, к пароходам и баржам, на которых кронштадтцы прибыли в Петроград, и перевел суда на другую стоянку, у Выборгской стороны. Дорогой моряки по его приказу обстреляли с судов в районе Литейного моста казачью сотню, двигавшуюся по набережной Невы в сторону Таврического сада, сбив с коней, убив или ранив не менее десятка человек.