Отступник - драма Федора Раскольникова

Обойдя со своим отрядом восставшие части и бастующие заводы Выборгской стороны, везде оставив команды моряков, Раскольников направился к Петропавловской крепости, занятой накануне солдатами Первого пулеметного полка. Войдя в крепость, усилил гарнизон моряками, принял командование крепостью на себя, приказал привести в боевую готовность артиллерию. Затем вместе с Рошалем отправился вновь к Таврическому дворцу, прорвался на заседание ЦИК и, угрожая артиллерией, потребовал отменить постановление о запрете демонстраций и рассмотреть заново требования демонстрантов о передаче власти Советам.

Что было затем, выпало из памяти вовсе.

Очнулся он, опамятовался в тюрьме, в "Крестах".

3

Поместили его в одиночную камеру на первом этаже огромного корпуса "Крестов". В течение нескольких дней дверь его камеры не отпиралась, никто к его камере не подходил, кроме надзирателей, передававших в форточку миски с похлебкой и хлеб, на прогулку его не выводили. Как он понял по обращению надзирателей и отдельным их репликам, находился он в камере смертников.

Вскоре это подтвердил на первом же допросе следователь морского суда. На недоуменный вопрос Раскольникова, разве он уже осужден, следователь, неопределенного возраста господин со старомодными баками и бритым подбородком, невозмутимо пояснил, что до суда далеко, но что по тяжести возводимых на него, Раскольникова, обвинений он, безусловно, получит по суду смертную казнь, недавно восстановленную Временным правительством в армии, так что все равно этой камеры ему не избежать.

Какие именно преступления вменяются ему в вину, следователь не уточнил, сказал лишь, что речь идет о его участии в событиях 3-5 июля, и предложил ему самому письменно объяснить свою роль в этих событиях. Раскольников отказался это сделать, сославшись на свое нездоровье, и на том первая встреча со следователем закончилась.

На другой день его снова вызвали на допрос, на этот раз следователь сам излагал события, как выяснились они в ходе расследования, от Раскольникова требовалось лишь подтвердить и дополнить изложенное. Он и на этот раз отказался давать показания, объяснив отказ тем же, нездоровьем, беспамятством, и в самом деле, многое из того, что он услышал, показалось ему маловероятным. Но кое-какие факты, изложенные следователем, ожили в его памяти и не исчезли, остались в ней, он мог вызвать их из памяти и на другой день, и через несколько дней.

С этой второй встречи со следователем, собственно, и стала восстанавливаться память.

Размышляя над тем, что он услышал от следователя и что подтверждала память, он пытался разобраться в том, что же с ним произошло. У него было такое чувство, будто 3-5 июля в его обличье действовал не он, а другой, не знакомый ему человек. Не он, Раскольников, а этот незнакомец стрелял по безоружным казакам, наводил орудия Петропавловской крепости на Таврический дворец. Не он, назначенный "военкой" командовать всеми верными большевикам силами, стягивал эти силы на Петроградскую сторону, к дому Кшесинской, вызывал в Питер с фронта боевые корабли, готовился дать бой правительственным войскам, и, верно, дал бы, если бы ЦК тогда же не постановил прекратить демонстрацию.

На последующих допросах он не отказывался от показаний. Подтвердил факты очевидные, собранные следствием на основании свидетельств, отрицать которые было бы бессмысленно. Не отрицал самого факта вооруженной демонстрации кронштадтцев под его, Раскольникова, руководством, как и факта его с Рошалем скандального вторжения на заседание ЦИК с угрозой артиллерийского обстрела Таврического дворца. Что было, то было. Нужно было лишь дать такого рода фактам соответствующее объяснение. Следствие пыталось представить события 3-5 июля как повторную после 21 апреля попытку вооруженного восстания, предпринятую большевистской партией во главе с Лениным против Временного правительства с целью захвата власти. Большевикам грозило обвинение в измене родине и революции. Партийный долг обязывал опровергнуть это обвинение. В своих показаниях Раскольников делал упор на стихийный и мирный характер демонстрации. Никакого восстания никто не поднимал, ни о каких планах свергнуть Временное правительство и захватить власть он, Раскольников, ничего не слышал. Оружие бралось манифестантами исключительно как средство самозащиты на случай нападения со стороны темных сил, контрреволюции. Меры по организации обороны дома Кшесинской, в том числе и вызов в Питер боевых кораблей, принимались в тех же целях самозащиты, только.

Факты, в отношении которых следствие не располагало достоверными свидетельствами, он решительно отрицал. Например, факт обстрела казаков в районе Литейного моста с проплывавших по Неве барж. Следствию не известно было даже, кому принадлежали эти баржи, кронштадтцам ли или иной морской базе. На одном из допросов следователь признался, что по этому поводу опрашивались все кронштадтцы, привлеченные к следствию, и безрезультатно. Очевидно, среди кронштадтцев не нашлось предателей.