Отступники

Укачивает ли меня? Я не знаю. Ответить не успеваю, он уходит вперёд. Впрочем, вряд ли это был вопрос. Послушно иду следом, всё ещё прижимая к груди рюкзак. Ноги заплетаются. Хочется сесть на месте и капризно сказать, что никуда не пойду, пусть сами летят, без меня. Усмехаюсь таким детским мыслям, но усмешка горькая. Карабкаюсь внутрь, где меня пристёгивают на одном из кресел. Другое – кресло пилота – занимает всё тот же охранник. Надевает громоздкие наушники, точно такие же протягивает мне. Жестом указывает на маленький микрофон. Я киваю: работа двигателей шумная, пришлось бы кричать, чтобы услышать друг друга.

Стиснув зубы, отгоняю непрошенные мысли. Не сейчас, рано. Я успею выплакаться, когда останусь одна. Меня ни о чём не спрашивают, и всё же устало говорю:

–Я готова.

Охранник кивает. Меня вжимает в кресло: взлетаем. Двери не предусмотрены, сбоку яростно задувает ветер, норовящий растрепать волосы и вытащить из кабины. Прищурившись, смотрю по сторонам, стараясь сдержать неожиданный восторг, и не зная, как побороть его. Просто вдруг перехватывает дыхание от вида ночного Города. Он прекрасен. Огни, миллионы огней, разбегающиеся по сторонам. Как звёзды, только на земле. Глаза слезятся, их застилает прозрачной плёнкой. Огни расплываются, троятся, лучи растекаются по домам и дорогам. Огни всюду: их поднимает и разносит ветер, их разрезает винт вертолёта, они стекают по моей коже, щекоча её. Губы трогает лёгкая улыбка. Вертолёт заходит на второй круг, а потом огни уходят назад, и под нами уже не дома – лес. Деревья приближаются, не осознавая, что делаю, перевешиваюсь сорвать сосновую шишку.

–Сдурела!

Охранник тянет меня обратно в салон, в наушниках надрывается его испуганный и оттого сердитый голос:

–Перевернуться захотела? Дура малолетняя. Хочешь спрыгнуть, так отстегнись и вперёд, а я умирать не спешу.

Я затихаю, посматриваю исподтишка на охранника. Он смотрит вперёд, губы сжаты в тонкую резкую полосу, на щеках щетина. Наверняка у него есть семья. Поможет ли им в случае чего то, что он работает в охране? Или подобных оберегов не существует?

Лес под нами всё не кончается. Вертолёт идёт низко, видимо, пилот опасается потерять в темноте ориентиры. Но минут через десять деревья мягко расступаются, образовывая небольшой пятачок. Вертолёт, на мгновение застыв в воздухе, медленно идёт на снижение. Какие-то неполадки? Я напряжённо оглядываюсь на охранника. Тот демонстративно не замечает мой взгляд, уставившись прямо перед собой. Когда до земли остаётся около метра, если не меньше, он тянет резко один из рычагов вверх, поворачивается в мою сторону и отстёгивает ремень.

–Нужно выйти?– догадываюсь я, но так не хочется выбираться в темноту леса, где кажется, будто из-за каждого ствола следят чьи-то глаза. Особенно здесь, на открытом пространстве.

Он кивает.

–Что-то не так с вертолётом? Он сломался? К нам прилетит кто-нибудь?

Он отводит взгляд в сторону.

–Почему мы остановились тут?– не унимаюсь я.

–Выходи,– голос его звучит глухо.– Ты на месте.

–Дальше я поеду на чём-то другом?

–Ты на месте,– повторяет он. И вдруг я понимаю, что это значит. Но страха нет, вдруг становится всё равно. Как будто не со мной это происходит.

–Нет,– голос звучит на удивление спокойно.– Это шутка. Зачем так глупо шутить?

Он разгибает мои побелевшие пальцы: до боли вцепилась в один из рычагов. Пальцы теряют чувствительность и поддаются. Пытаюсь поймать его взгляд, упорно не веря в происходящее.

–Пожалуйста.

Он качает головой.

–Вы же не оставите меня здесь,– голос звучит не так уверенно, как хотелось. Скорее шёпот, мольба.– Это же безумие. Здесь не выжить.

–Выживает сильнейший. Таков закон с самого зарождения жизни. Прости, но у меня нет выбора.

Он нажимает одну из многочисленных кнопок, и сильный порыв ветра выбрасывает меня наружу. Машинально вскидываю руки, пытаясь за что-то уцепиться, хватаю ртом воздух. Удар выходит мягким, почти не чувствуется. Но я сижу на траве, а вертолёт поднимается вверх, и вскоре перемигивающиеся огни тонут в верхушках деревьев, и стрёкот тоже стихает. Но даже тогда я не нахожу в себе силы подняться, сижу, качаясь из стороны в сторону, и по-прежнему крепко обнимаю рюкзак – последнее, что у меня осталось. И только мерно поскрипывают вековые сосновые стволы, разбавляя практически абсолютную тишину.

Сколько проходит времени, прежде чем прихожу в себя? Небо, наверно, начинает понемногу светлеть, но деревья перекрывают рассветные всполохи. Звуки доносятся чуть приглушённо. Пальцы нащупывают наушники, до сих пор оставшиеся на голове. С омерзением срываю их и отбрасываю в сторону. С трудом поднимаюсь: от долгого сидения в неудобной позе затекли ноги, теперь их покалывает острыми иголочками. Медленно, короткими шажками, перебираюсь с полянки под защиту стволов. Застёгиваю, наконец, рюкзак. Хочется пить, но воды нет. Обхватываю себя руками, защищаясь от предрассветной прохлады, и думаю.