Отступники

— Были, но мы не знали, что с ними делать, — не задумываясь, сказал Вохрас. — А еще блюда, такие, что простолюдину одно на всю жизнь отмеряно. Достаточно было подумать, о том, что ты голоден и тут же в портьеры прыгал золотой поднос. Я млел, Ролаф млел, все остальные, как ни странно, тоже млели. Мы еще не знали тогда, что счет наш уже оплачен… Нам сказали, что это ровно на один нерест. Что башне нужна полная герметичность для зарядки от нашего излучения. И заложили вход. Нам оставили запас пищи, достаточный для того, что кормиться через день. День — мана, день — сухари. Оставили игры, краски, книги — все, что не взрывалось. Сначала мы все занимались подсчетами времени, кто как мог, потом почти все позабросили. Лишь дотошный старик Перабо продолжал переворачивать суточные песочные часы, которые для нас установили эти подонки. И он это делал целый нерест. Он перевернул их ровно четыреста одиннадцать раз и столько же зарубок нанес на их деревянный каркас.

За нерест мы все насмерть друг другу надоели. Собственно первый труп появился здесь гораздо раньше, чем Перабо последний раз перевернул часы. Марез и Цалюр поцапались друг с другом, и первый задушил второго. Жили мы здесь, и после того как вина Мареза была неоспоримо доказана, изгнали его в лабиринт внизу. Марез потом превратился в чудовище, которое вы видели внизу. Я предполагаю, что это произошло потому, что он проклял сам себя через это убийство. Когда вокруг тебя витают почти осязаемые клубы маггического конденсата, нужно внимательно следить за своей кармой.

— А что будет с тем, кто убил его самого? — спросил я.

— С чучелом что ли? — усмехнулся Вохрас. — Ничего. Ему уже ничто не сможет навредить.

— Кстати, а где он? — осведомился Рем подозрительно. — Где Олечуч?

— В соседней комнате, играет с тряпичной куклой, — вполголоса проговорил Вохрас, подмигнув нам. — По-моему, у них там намечается что-то серьезное. Во всяком случае, когда я оставил их, речь шла о розах из человеческих кишок.

— Да, это он, — кивнул мне Рем.

— Что вы можете сказать про него, Вохрас? — заинтересовался я.

— Ну, он — это один шанс из миллиона, — авторитетно сказал магг. — Обычно мутация, какая бы она не была, не создает разум. Она коверкает, изменяет, но не создает ничего нового и самостоятельного. А в случае с Олечучом… Возможно чьи-то воспоминания осели на нем, и радиация преобразовала физическую память материала в самостоятельное сознание. Довольно нестабильное, но все же. Тут затронуты основы мироздания, я не смогу объяснить вам доступнее. Интересен не только его шизоидный ум, но и то, как он вообще, лапа первого, может передвигаться! И он не просто передвигается, он силен как вол, тянущийся за морковкой… Так на чем я остановился?

— Вы изгнали некоего Мареза, — подсказал я.

— Да-да… Еще как изгнали. Но потом холодным потом обливались, когда слышали скрежет, который стал доноситься снизу. Мы боялись, что он нападет на людей, которые придут вызволять нас из башни. Как выяснилось через сотню дней — напрасно. Когда Перабо в последний раз перевернул часы, мы с болезненным воодушевлением ждали наших спасителей. Первыми не выдержали мужчины, — началась грызня, истерики и борьба за иллюзорную власть над положением. Женщины оказались покрепче и сколотили собственный союз, пока самцы думали, что победитель получит их как трофей. Я не принимал в этом участия. Я ушел к Марезу. Глупость моих собратьев была омерзительна. Я не хотел думать, что отчаянье сломило их так же легко, как и обычных людей. Особенно моего Ролафа. Моего любимого Ролафа…

Серебристый ртутный шарик быстро скользнул из-под радужного глаза.

— Я умолял его пойти со мной вниз. Переждать их склоки, их крохотную гражданскую войну. Бессмысленную. У них не было никакого плана, идеи, расчета. Отчаянье пропитало их порохом, а случайная искра ссоры вызвала врыв. Он отказался. Верил, что произошла ошибка. Возможно, для зарядки понадобился еще нерест. Или с часами Перабо что-то было не так. Перабо, кстати, был второй жертвой после Цалюра. Старик был плотно связан с ужасом. С часами. Ненавистными часами.

Они оправдывали битву тем, что пищи не хватало на всех. Мука кончалась, сухари тоже. Солониной уже и не пахло. Ролаф в свою очередь звал меня помочь ему. Он искренне верил тому, что происходило в его голове. Но там уже копошились змеята.

— Статуя Хладнокровного, — вставил я нерешительно.