Отступники

Тем не менее, Накат был популярен гораздо больше, чем Дюк в свое время. Сложно сказать, почему. Возможно общество, устало от пафосных кретинов в красных панталонах. От тех кретинов, которые, подобно подросткам делили мир только на черное и белое, в то время как оттенки множились, словно клопы в матрасе. Они были артефактами той эпохи, когда прописные истины еще были нарасхват, потому что народ слышал в основном шарканье стоптанных сапог Инквизиции. Кроме того большинство героев были благородной крови, из дворян, дюков, лордов и прочих мироедов, у которых водились деньги на шелковые костюмы и удивительные приспособления. Большинство из них были сплошь извращенцами или сумасшедшими, пережившими в детстве серьезные психологические травмы. Они ловили преступников выходцев из народа, в то время как действительно опасные сволочи тратили бюджеты целых городов на свои прихоти.

Не удивительно, что людям понадобился новый тип героя. Мрачный, брутальный как пушечное ядро, плюющий на догмы, правила и прочие кодексы. И без единой голубой кровинки. Сын неизвестного лесоруба и неосторожной сборщицы хвороста.

И это действительно подходило под описание Наката.

Но не будем больше, подобно тем оборванцам, пересказывать чужие сплетни. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Скиу-скиу-скиу…

Давайте выглянем из-за угольного ящика и разглядим Наката вблизи, пока он еще не повернул за угол.

Вот он, катиться вперед, ловко работая мускулистыми руками, как поршнями, которые прокручивают поскрипывающие колеса вперед. На руках кольчужные перчатки с обрезанными пальцами. Темнеет жилет из шкуры вепря, с полоской жесткой щетины вдоль хребта. Жилет тот пошит так грубо и сурово, стянут дратвой, железной проволокой, что на него боятся садиться мухи. Штаны на безжизненных ногах напоминают библиотечные свиток. Все потому, что на плотной дерюге написана долгая многоступенчатая молитва. Раньше эти штаны были похоронным чехлом.

Его инвалидное кресло — это инфернальное сооружение. Собранное неизвестным сайским мастером, с деталям отлитыми из закаленного металла и вытесанными из крепчайшей древесины. Оно таит в себе десятки хитроумных механизмов, и вам лучше не видеть, как именно они действуют. Но прелесть его не во встроенных смертоносных приставках и даже не в новомодных зеркалах заднего вида.

Накат не носит ни маски, ни капюшона. Зачем? Во-первых, он никого не боится, а во-вторых, кресло-каталка — примета чуть заметнее разреза глаз или ширины скул. Поэтому, если б он не катился к нам спиною, мы могли бы увидеть его лицо. Глубоко сидящие глаза, отяжеленные темными мешками, битый-перебитый колтун вместо носа и сухие выдавленные губы. Морщины не отличить от шрамов, они похожи на кривые засечки сделанные ножом. Когда-то у Наката были враново-черные волосы, да все выгорели до самого черепа, и теперь ничего кроме грязи на макушке не видно.

Невозможно сказать, сколько Накату нерестов. Возможно пятьдесят, или на треть поменьше. Слишком многое он пережил, что бы выглядеть по природной справедливости.

Что у него в прошлом?

Крайне мало того, что люди называют человеколюбием.

Пять нерестов назад в определенных кругах его знали как брата Эскельда. Он был старшим Инквизитором Церкви Зверя, исправно сжигал ведьм, распинал нелицензированных колдунов и топил еретиков.

Эскельд свято верил в Первого. Настолько свято, что даже Патриарх Кошкин смотрел на него с опаской.

Все знали про тот случай, когда Эскельд ворвался в логово настоящих ренегатов-сектантов. Это был редкостный прецедент, обычно страдали ни в чем не повинные контрабандисты или наркоторговцы. Сектанты безуспешно пытались выдать себя за яростно сопротивляющихся сектантов, но инквизитор, защищенный одной лишь верой, вернул двадцать четыре головореза обратно Хладнокровному.

Сказать, что Эскельд был подозрителен, означало, что ты говоришь о каком-то другом Эскельде. Наш инквизитор не был подозрителен. Он был уверен, что все вокруг него сволочи и еретики. Кроме патриарха Кошкина и сводной сестры.

Как можете видеть, Накат не был чем-то совершенно противоположным Эскельду.

Уже замечено, что у него была сводная сестра, единственное, быть может, существо под светозверем, к которому инквизитор испытывал теплые чувства. Ни матери, ни отца они особо не помнили. Когда девушка тяжко захворала, ее принимали лучшие лекари Гиганы, но не впрок несчастной шли пиявочные компрессы, настойки на пиявках и пиявочные порошки. Тогда инквизитор обратился к маггам. Он ненавидел их, но был измучен страхом. Однако и те ничего не смогли сделать, беспомощные в ограничениях той самой системы, которой служил Эскельд.

Отчаявшийся, полный невыразимой злобы на Первого, который оставался глух к молитвам, Эскельд отправился к ведьме. О ней донесли информаторы. Это была прекрасная дева… гм… нет, не так. Незачем грешить против истины, ради гладкого повествования.