Отступники (СИ)

Вопреки распространенному мнению прожить можно и без смысла. Миллионы людей делают это ежедневно и сахар им сладок, а светозверь лучист.

Однако у них есть фора: со смыслом они не сталкивались с рождения. А Престон бы уверен, что прощение Вельвет — это то, что превратит его из скрывающегося труса обратно в человека.

Каждый имеет право заблуждаться по-своему.

Как бы то ни было, он оказался в неподходящих условиях для продолжительной кататонии. Судьба отмерила ему на смирение всего два дня.

* * *

— Значит он был влюблен в одноногую корсарку с попугаем вместо левой руки? — Кира остановилась и загородила сухолюду дорогу.

— Да, — чувственно покивал Рем. — Это была странная любовь. Любовь оставляющая много вопросов… И предположений.

— И два дня назад господин Вохрас почувствовал, что она погибла во время еженерестового торжественного Бунта-На-Корабле?

— О, да, — Рем вскарабкался на проходящего мимо стража и продолжил реплику с него, — мой хозяин остановился, заплакал ртутью и закричал молниями. Столь сильное чувство, что мне и не понять. Никому не понять, Чешуйка.

— Он чудесный человек, — прошептала Кира. — Я сделаю все, чтобы утешить его.

— Конечно, — Рем потрепал стража за щеку и спрыгнул. — Ты, главное, не дави на него. Когда я видел его в последний раз, он был похож на семь казней Клоаковых.

Они спустились в полузаброшенные помещения, в которых редко появлялись даже стражи. А после того как там поселился горюющий Престон, оттуда выветрился сам запах обжитого места. Сейчас тут тянуло серой, окалиной и смертью. Под невысоким потолком клубился ворчащий туман. «Уходите, уходите прочь», — роптал он.

Посетители остановились напротив мрачных врат, сочащихся черной патокой. На пористой поверхности, покрытой язвами коррозии, мерцали выдавленные внутрь силуэты облетающих цветов и голых деревьев. Было что-то смутно напоминающее стихи, от которых, вероятно, могли бы произойти все детские считалочки в мире. Неумело выведенный скелет наполовину выпирал из центра, держа в челюстях веточку сирени. Она курилась и потрескивала, создавая одновременно и туман и противоречивые запахи.

— Ох, — вздохнула Кира. — Как же он мучается!

— С ним всегда так, — подтвердил Рем. — Чувствительный как рак без ракушки. Помню, однажды он опалил ресницы и челку о ловушку. Когда они еще у него были. Вот беда была, kus jamal.

— Как же нам войти к нему? — Кира коснулась шершавой черноты и одернула руку. — Жжется!

— Я рассчитывал, что ты мне в этом поможешь, — Рем смерил ворота взглядом зашедшего в тупик специалиста. — Твой отец ничему тебя не учил? Нам не помешал бы маггический прием, если ты понимаешь, о чем я.

— Он научил меня только управлять цветением и энергией природы, — Кира вздохнула и взъерошила тонкими пальцами вихор Рем. — Он хочет, чтобы я взяла на себя священную борьбу Первенцев против запустения, когда мне минет сотый нерест… Так и не осмелился спросить чего хочу я.

— А чего хочешь ты? — заинтересовался сухолюд.

— Прямо сейчас? — улыбнулась Кира. — Помочь господину Вохрасу. Давайте…

— На ты, Кира.

— Давай для начала вызволим его из печали. Мне кажется, эта веточка сирени нам пригодиться.

Кира посветлела и вроде бы исчезла, во все стороны прыснули клочки света, запахло цветами. Рем готов был поклясться, что почувствовал пятками молодую травку внутри своих сапог. В волосах запутался теплый ветерок. Ветка сирени, потемневшая, вялая, вдруг посвежела и пустила побеги. Крепнущими порослями она расползалась по вратам, срывала отслаивающиеся чешуи и пролезала в угрюмые трещины. Ворота затрещали, побеги разрывали их.

Рем отошел от рухнувших вниз обломков и поклонился появившейся Кире. Та тяжело дышала и часто моргала, облизывая губы. Потом довольно несдержанно сплюнула и выругалась, используя слова вроде «гадюшство» и «перегрязь».

— Как-как? — рассмеялся Рем. — Перегрязь? Ты серьезно?

— Ненавижу это, — призналась Кира. — Это отвратительно. Природа врывается нагло, как дикарь. Пролезает куда только возможно и пользуется всем, чем захочет! После каждого контакта с ней я чувствую себя так, словно меня…

— Да-а-а? — поощрительно закивал Рем.

— Словно она меня использовала, а не я ее, — сдержанно вымолвила Кира. — А папа хочет, чтобы я занималась этим всю оставшуюся жизнь. Я могу прожить тысячу нерестов в рабстве у зеленых щупалец.

— Звучит жутковато, — признал сухолюд.