— А на деле все еще хуже! Ох. Я не против того, что бы превратить какое-нибудь мерзкое болото в поляну райских соцветий. Но я хотела бы делать это в определенном настроении. Понимаешь, Рем? Весной, например. Или когда будет одиноко.
Рем понимал. На его понимании в этот момент можно было бы вывезти с планеты все грехи человеческие.
— Знаешь, Чешуйка, ты нравишься мне все больше и больше.
— Ты мне тоже, брат Рем.
— Ты запомнила, а?! Ты запомнила!
Девушка прошептала «конечно», приложила палец к губам и заглянула внутрь помещения. Посреди черно-белого поля сидели две чудовищные жабы, неуловимо похожие на Престона. На черном поле сидела жаба с белой шерстью, на белом — с черной. Над ними вились бабочки всевозможных оттенков. Жабы вяло спорили.
— Правильно, — говорила Черная.
— Неправильно, — после паузы откликалась Белая.
Видно было, что они обе ужасно утомлены.
— Правильно…
Они вдруг нехотя сцепились и принялись ворочать поле вместе со своими тушами, скребя лапами, и косо перехватывая друг друга зевами. В этот момент поле начинало резко менять оттенки, бабочки бесновались и клубились над сражающимися установками.
На картонном небе плавал светозверь с лицом Вельвет. Вместо звезд были блеклые воспоминания и старые фантазии. Они плавали за Вельвет как стая голодной сельди. Это движение было бесконечным и бессмысленным.
Вдалеке вспарывало пространство стрельчатое окно, к которому выстроилась очередь темных фигур. Они взбирались на него и прыгали куда-то в неизвестность, тут же вылетая из другого окна, находящегося в конце вереницы. Некоторые отказывались прыгать и тоже уходили, пристраивались к хвосту.
Кира и Рем переглянулись.
Не сговариваясь, они шагнули внутрь и пространство дрогнуло. В нем появились случайные элементы и всем, начиная от жаб и кончая самой маленькой мыслишкой о Вельвет, это не понравилось. Поля исказились и перебросили непрошенных гостей глубже в отчаянье Престона.
— Убира-а-а-айтесь!
У мира вдруг выросли руки, и в правой был зажат кинжал из китовьей кости. Гигантское острие нависло над источником нестабильности.
— Престон, хватит валять дурака, — протянул Рем. — Убирай все это горе луковое и пойдем. У нас дел невпроворот.
Они едва успели отпрыгнуть. Клинок ахнул в полотно, из прокола ударили бордовые фонтаны.
— Престон, ты сам все видел! — заорал Рем. — Ты видел, что с ней сделал Акт Незримых! Она даже имя твое не вспомнила! Вот от чего ты убегал! А не от нее! Ты сам это сказал! Думаешь, вам позволили бы любить друг друга, если б ты остался?! Змеев романтичный идиот, рассветный лучик, reham toma чтоб тебя! Пора забыть о поступках и принять последствия! Ты отказался от управления, она — нет! И погибла из-за этого! Все, конец для нее, новый период для тебя! Самое время начать думать заново! Без Вельвет в конце каждого предложения!
Кинжал несся к нему.
— Беги, Рем! — воскликнула Кира.
— Змеев невротик, — проговорил Рем сквозь зубы. — Любишь повспоминать да? Тогда вспомни это!
Он выбросил вверх руку с зажатым в пальцах медальоном.
Оружие застыло, едва коснувшись кончика его носа. В этот момент Кира сбила сухолюда с ног.
— Отлично сработано, Чешуйка, — похвалил Рем, выбираясь из-под нее. — Но в следующий раз сделай это на секунду раньше.
— Откуда это у тебя?
— Лучше вспомни, как он у тебя
оказался, — сухолюд подбросил медальон как монету, и его поймала бледная небесная ладонь. — Ты в свое время рассказал мне об это так живо, — я и сам поверил, что поступил правильно!— О чем ты говоришь?
— О выборе. О том, чего у меня, казалось, не было. Как и у тебя. Но вот мы здесь, каждый поступивший по-своему, навлекшие на себя гнев и проклятия родни. И что? Ты жалеешь? Я — нет. Я за десять нерестов успел повидать больше, чем все населения нашего архипелага. Вспомни, что ты говорил Диле тогда, возле башни. Ты верил в это. И сейчас веришь. Вельвет связывала тебя с прошлым. Она был последним мостом между тобой и законностью. Да, ты, наверное, любил ее. Шесть нерестов назад. А потом ушел и она исчезла. Та Вельвет, которую ты знал, пропала тогда! Как и Престон Имара от’Крипп… Просто признай, что ты видел смерть совсем другого человека.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, но это помогает, — тихонько проговорила Кира.
Иллюзия вокруг распадалась, жабы высохли и исчезли, погасли воспоминания и рассеялись тени. Пространство скукожилось и потянулось к невидимому ядру.
— Циф! Циф-циф!
Цыпленок ухватил мое правое веко и потянул вверх.
— Циф!
Рем снаружи пробил скорлупу кулаком и принялся разламывать ее, расширяя брешь.
— Циф!
— Цыпленок, это ты? — спросил Рем, заглядывая в пролом. — Как там Престон?
— Почему ты называешь господина Вохраса Престоном? — спросила Кира.
— Это его старое прозвище.
— Циф!
— Отлично, — Рем сорвал верхушку яйца и сбросил ее вниз. — Ого, — добавил он впечатлено.
Я сидел на троне из застывшей браги, покрытый бурыми сосульками и гроздьями сирени.
— Господин Вохрас, скажите что-нибудь, — взмолилась Кира.
— Пач-ч…
— Что?
— Пач-чуля… давно издохла.