Читаем Отсутствие Анны полностью

Мягко ступая по гудящей тропе, она вдруг подумала, что, собственно говоря, не может быть абсолютно уверенной в том, что идет туда, куда направлялась раньше, а не в обратную сторону. С другой стороны, если она все равно не помнила, ни куда идет, ни откуда явилась, это не имело большого значения. Ей не было особенно страшно – только муторно на душе, и не выходило думать ни о чем, кроме упорного желания вспомнить.

Женщина шла сквозь темный лес, и только сияние золотистой дорожки освещало ей путь. Невозможно было сказать точно, как долго она шла, потому что даже день наступил как-то сразу, рывком, без рассвета. Миг – и все небо перед ней оказалось как будто залито водой, в которой мыли грязные кисти.

В этот момент дорога сделала очень крутой поворот вправо – и за ближайшим холмом, покрытым темными деревьями со спиралевидными кронами, она вдруг увидела город.


Город был далеко, дрожал в нетвердой серой дымке. Холм или гора, на которой он стоял, растворялась в сероватом белесом свете, и казалось, что город парит в воздухе.

Город напомнил ей о чем-то, и на мгновение она почувствовала острую боль – горло перехватило, глаза защипало, как будто она вот-вот должна была заплакать от чувств, переполняющих ее неизвестно почему.

По крайней мере, теперь она знала, куда идет. Независимо от того, что или кто ждало ее в этом городе, путь явно лежал туда… Пока с ней не случилось что-то, заставившее ее забыть не только о цели пути – даже о том, кто она такая.

Вдруг она подумала: если удастся вспомнить цель, сразу получится вспомнить и кто она такая. Подул легкий ветерок, и ей снова показалось, что очертания города стали зыбкими, неуверенными, как будто город размышлял: стоять ему на месте и дальше или нет.

Женщина прибавила шагу, не отрывая взгляда от города, как будто это могло удержать его на месте на случай, если ему все же захочется улизнуть.


Чем скорее она приближалась к городу, тем круче поворачивала дорога. На мгновение она застыла в нерешительности. Казалось, дорога идет по постепенно сужающейся спирали, а она сама – движется по ней по кругу, но это было совершенно невозможно, потому что город, без сомнения, приближался.

Чем ближе, тем шире, помимо прочего, становилась дорога. Ее дрожь делалась заметнее. Она, словно кошка, чувствующая приближение хозяина, мурчала все громче, все заметнее выгибалась своей золотистой спиной.

Женщина опустила взгляд и увидела, что песчинки, усыпающие путь, стали как будто крупнее и начали нетерпеливо подергиваться… Каждая из них, крупная, сияющая, как будто обладала собственной подпрыгивающей душой… А потом все вдруг прекратилось – песчинки лежали, смирные и маленькие, какими им и положено быть.

Медленно женщина стащила туфлю с ноги вместе с носком и провела босой ногой по песку. Песок был мелким и теплым, и от него коже стало щекотно, а женщине захотелось в туалет. Она натянула носок обратно и, помедлив обуваться, стала разглядывать туфлю. Туфля была сделана из материала, похожего на сафьян, расшита растительным узором и украшена сияющими пряжками из прозрачного камня. Вещь, еще больше чуждая ей, чем вся остальная одежда. Она опустила глаза, приподняла подол. Ожидаемо, вторая туфля была неотличима от первой. Женщина была готова держать пари на то, что так обута недавно.

– Сафьян, – пробормотала она, чувствуя, как это слово подтаявшей конфетой пряно перекатывается на языке, – сафьян. – А потом вдруг почувствовала, как ее, от пяток до макушки, заполняет ярость от того, что она помнит, как называется материал туфель, но не помнит, ни кто она, ни куда идет.

Ей все еще хотелось в туалет и, оглядевшись по сторонам, она несколько мгновений колебалась – немыслимым казалось остаться на золотистой дороге, но мысль о том, чтобы сойти с нее, тоже была неуютной. Что-то вдруг промелькнуло – всего на мгновение ударило по памяти гибким скользким хвостом, который она не успела поймать…

Однажды она уже сошла с тропы – отошла недалеко, а вернувшись, не увидела ничего, кроме поля, сиявшего мириадами голубых огней в темноте. Женщина изо всех сил напряглась, пытаясь вспомнить больше. Голубые огоньки поля плавали в памяти – как будто кто-то и вправду мог засеять поле огнями.

Она не могла вспомнить, при каких обстоятельствах сошла с тропы, хотя почему-то была уверена, что тогда еще не была одна. Тогда рядом был кто-то еще – но и он тоже ускользал.

В конце концов, воровато озираясь, женщина присела прямо на золотом песке, и, словно это стало сигналом, прежде чем она успела закончить, во всех сторон из темнеющего лесного меха стали появляться фигуры.

Торопливо она поднялась, оправляя юбку. Темнота вокруг снова начала сгущаться, не нарушаемая ничем, кроме мягкого сияния песка, и женщина не могла разглядеть пришедших из леса. Видны были только их силуэты, легкие тени разных размеров и форм. Высокие и низкие, толстые и тонкие, с рогами или крыльями, похожие и вовсе не похожие на людей, одетые и обнаженные, все они направлялись туда же, куда шла она.

Перейти на страницу:

Все книги серии Universum. Магический реализм Яны Летт

Отсутствие Анны
Отсутствие Анны

Жизнь Марины разделилась на до и после, когда исчезла дочь. Анна просто не вернулась домой.Пытаясь понять и принять случившееся, Марина решает разобраться в себе и отправляется к истокам своего материнства. Странствия в лабиринтах памяти ведут ее к разгадке странной истории взрослого и подростка, равно одиноких, потерянных, стремящихся к любви.Но Марина и представить не могла, как далеко заведут ее эти поиски.Новая книга писательницы Яны Летт, которая уже завоевала сердца читателей своим предыдущим циклом «Мир из прорех». Атмосферный магрелизм затянет вас в зазеркалье сна и не отпустит. Это роман о поиске близкого человека через поиск себя.Хорошо ли наши родители знают нас? А хорошо ли знают себя? Книга о семье, о матери и дочери, о каждом из нас.Роман по достоинству оценен писательницей Ширин Шафиевой.

Яна Летт

Проза / Магический реализм / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза