Отсутствующая структура. Введение в семиологию

I. Оперативная фикция

I.1.

Мы, таким образом, возвращаемся к главному нашему тезису. Отсутствующая в любом случае структура уже не может рассматри­ваться как объективная цель исследования, но считается рабочим инструментом описания явлений ради включения их в более широкий контекст.

Напомним также, что все, что сказано выше, было порождено стремлением описать структуры (выявить коды) на уровне феноменов коммуникации Так, значительно упрощается эпистемологический во­прос о том, что представляет собой описываемая мной структура природных явлений: семиологическое исследование изучает такие со­циальные феномены, как коммуникация, и такие сложившиеся в куль­туре системы конвенций, как коды. В качестве кодов они не более чем некие фикции, но когда мы рассматриваем их как интерсубъективные феномены, укоренившиеся в истории и жизни общества, мы обретаем твердую почву под ногами.

Утверждение существования атома есть некая оперативная фик­ция, предваряющая описание его структуры, но установить, что люди обмениваются сообщениями, — это значит заложить фундамент, на основе которого уже можно строить гипотезы относительно структур, обеспечивающих коммуникацию.

Эти описательные фикции помогают нам перескочить из мира существ, которые умеют говорить, в мир коммуникативных моделей.

I.2.

Переиначив Фуко, мы могли бы сказать, что в известном смыс­ле семиология сталкивается с теми же проблемами, с которыми стал­киваются все гуманитарные науки, старающиеся вырваться из фило­софского тупика, в котором человек сделался проблемой для самого себя, избрав первоочередной темой речей свою собственную речь, свой вопрос, заданный бытию. И науки о человеке вынуждены были изгнать человека с культурной сцены. Но нам ясно, в каком смысле он изгоняется: ведь науки сводят исследовательскую деятельность к вы­явлению культурных кодов, позволяющих изучать формирование — избыточное или нормативное — всякого сообщения, а равно модифи-

366

кации культурных конвенций, вызванные реальным обменом сообще­ниями и взаимодействием разных кодов во времени и пространстве.

Как мы убедились, именно в целях изучения взаимосвязей семио­логия и постулирует коды как структурные модели всевозможных коммуникативных обменов. Речь идет о перспективных, частичных, обусловленных обстоятельствами гипотезах, одним словом, о гипоте­зах "исторических". Но сказать "исторические" — значит поставить двойную проблему. Ведь, с одной стороны, надо определить, в каком смысле эта историчность препятствует пониманию коммуникации вообще, а с другой, следует посмотреть, насколько они, будучи исто­рическими и вместе с тем притязающими на универсальную значи­мость, позволяют осознать историчность самой коммуникации. Мы же еще не знаем, присуща ли эта историчность вообще диалектичес­ким взаимоотношениям кода и сообщения или же она — следствие невозможности (о которой говорилось в предыдущих главах) ухва­тить объективно существующую цепочку означающих и при этом не укоренять ее в уничтожающих ее глубинах.

II. Структура и процесс

II.1.

Оперативистская семиология дает модель смыслопорождаю­щего механизма, который представляет собой коммуникативную цепь, уже рассмотренную нами в А.1.II. Эта модель предполагает, что в миг достижения адресата сообщение "пусто". Но это не та пустота произведения-воронки, отсутствующего произведения, которую по­стулирует "новая критика", это готовность к работе некоего означи­вающего аппарата, на который еще не пал свет избираемых мною, чтобы высветить его смысл, кодов.

Но как я узнаю, что это смыслопорождающий механизм? Благода­ря тому, что в самый миг получения я высвечиваю его некими фунда­ментальными кодами. "I vitelli dei romani sono belli" — я получаю сигнал и соотношу его с фонологическим кодом, и внезапно обретает форму некая последовательность означающих, которая еще до того, как я пойму, что же она означает, уже оповещает о себе как о некой структуре. И лишь в тот миг, когда я налагаю на сообщение код латинского или итальянского языка, я начинаю опознавать денота­тивные значения. И все же в сообщении остается некоторая недоска­занность, позволяющая мне продолжать выбор. Если я представил его себе на латыни, то спрашивается, кто такой этот призываемый в бой Вителлий? Велениям какого бога он следует? Каков был воинствен­ный клич в мифологии и воинском ритуале древних римлян? Что это,

367

трубящая труба, песнь Тиртея, звон меча и т. п.? Сообщение мало-по­малу наполняется смыслом, но стоит только несколько измениться обстоятельствам адресата, а кодам расслоиться, как в сообщение вры­ваются новые смыслы.

Но какие смыслы воспринимаются? Уже само приложение к сооб­щению кода есть некая структурная гипотеза, которая вовсе не стано­вится менее рискованной и интересной с эпистемологической точки зрения оттого, что, как правило, мы ее выдвигаем наугад. Предложить код — это значит выдвинуть гипотезу и прикинуть, что из этого выходит.