Оттаявшее время, или Искушение свободой

Чувство, что началась новая жизнь и обратно дороги нет, не покидало меня с момента, когда я поцеловала спящего Ивана, закрыла дверь нашей квартиры, и попрощалась с нашим семейным гнездом. До мелочей знакомые предметы, с детства меня окружавшие, фамильные реликвии, библиотека деда и бабушки, атмосфера их присутствия и продолжение их жизни в этих предметах – всё уплыло навсегда. Мне было тридцать пять лет, позади оставалась немалая художественная карьера, друзья, любимый город… всё начиналось с нуля.

Радость от встречи с Никитой омрачалась разлукой с сыном. Страх переехал границу вместе со мной. Долгие годы я жила с постоянным чувством гнёта, а последние события повергали в состояние безнадёжности; предчувствие гибели уже не только моей, а и сына, мамы, Никиты, их физической опасности не покидала меня. Угрозы со стороны «николай ивановича», «их» желание победы над нами было вполне реально.

Как только мы увиделись, я рассказала обо всём Никите и его родителям, помню восклицание Нины Алексеевны «я так и знала!». В течение недель двух я подробно описывала Никите события, нас соединившие. Сразу возникло решение вытягивать Ивана, и, конечно, ни в коем случае не возвращаться назад. Мы встретились с Никитой так, будто вчера расстались в Женевском аэропорту, год и три месяца постоянной переписки сыграли огромную роль в наших отношениях. Наша любовь с первого взгляда стала ещё горячее и надёжнее.

Оформление брака требовало большой и длительной бюрократической процедуры, нам предстояло обустроить жильё. В административной рутине и узнавании Франции проходили первые месяцы моей жизни. То, что я решила уехать насовсем, во многом определило мой профессиональный путь. Во всяком случае, многонедельные походы по издательствам, озеро слёз, пролитое из-за неудач, решение вжить себя в культурную и художественную жизнь Парижа запомнились на всю жизнь. Из нашей советской бессобытийности и тягучести жизни я попала в инопланетный мир, полный разнообразия и пульсации. Мне хотелось испытать свои силы в столь нелёгкой борьбе, удача улыбнулась мне, но далеко не сразу. Я стала выставляться в галереях Лозанны, Парижа, Страсбурга и Токио, участвовать в художественных Салонах, мои вещи появились в каталогах, но всё это случилось гораздо позже. Этому предшествовал большой титанический труд «пересадки» и учёбы. Даже язык я начала изучать с буквы «А», погрузившись в многочасовые ежедневные стрессовые уроки школы «Берлиц». Никита в первый день сказал мне: «Ты не должна чувствовать себя эмигрантом во Франции, а поэтому изучи язык и строй всю свою профессиональную жизнь в среде французских художников». Природа, люди, привычки, разнообразие прекрасной Франции, по которой мы с Никитой путешествовали на мотоцикле, сыграли огромную роль и заложили фундамент любви к этой стране. Никита прекрасно знал Францию, где родился и рос до четырнадцати лет. Его мечта вновь вернуться на родину сбылась после 22-летнего перерыва, в 1970 году. Романтический патриотизм и возвращенческий порыв его родителей в 1948 году закончился арестом Игоря Александровича, потом самого Никиты в 1956-ом. Мать Никиты, Нина Алексеевна Кривошеина, написала воспоминания «Четыре трети нашей жизни». В этой книге рассказана история семьи Кривошеиных, их Восток-Запад…

Регистрация нашего брака была назначена на 10 февраля 1981 года. Никита шутил, что когда-то его освободили десятого февраля из лагеря, а теперь он в этот день женится. Перед процедурой в мэрии нужно было пройти целый ряд медицинских анализов, сюда входило просвечивание лёгких, анализ крови и общий осмотр врачами. Этому подвергаются все французы, желающие связать себя узами Гименея. Мы пришли в назначенный день на приём ко всем врачам сразу и расстались на время прохождения процедур. Помню, как я в кабинке разделась, а медсестра внимательно посмотрела на мой крестильный крестик, подарок Маши и сказала: «Пожалуйста, снимите его». Я пыталась возразить, что никогда не расстаюсь с ним, и что он вряд ли помешает рентгену и осмотру врачей, но девушка стояла на своём.