Оттенки русского. Очерки отечественного кино

Приходит время сказать о главной загвоздке, превращающей этот амбициозный проект в фиаско. Эрнст, Максимов и Буслов решили не просто снять фильм о смерти и воскрешении Высоцкого, но на самом деле воскресить поэта. Если это и игра, то обескураживающе серьезная. Неназывание актера, сыгравшего главную роль, казалось умным маркетинговым ходом, отвлечением внимания от огрехов фильма, — вплоть до премьеры, когда на сцене оказалась вся съемочная группа, кроме исполнителя роли Высоцкого: и в титрах он значится как Высоцкий. После просмотра в самом деле перестаешь задаваться вопросом «а не Безруков ли это?» (хотя инсайдеры твердят в один голос: разумеется, Безруков, кто ж еще!). Какая разница? Разглядеть Безрукова за безжизненной — так и тянет написать «посмертной» — маской, расслышать его в монотонно-хриплом голосовом надрыве не получится и у самого рьяного почитателя Саши Белого. На экране — монстр Франкенштейна, сшитый из фрагментов нескольких эксгумированных тел. Он способен двигаться, говорить и даже петь, но не становится от этого, как обещано в подзаголовке, живым. Искусственная мимика, землистый цвет лица, затравленно выглядывающие из-под маски чужие глаза — на это страшно смотреть: то ли зомби, то ли клон, то ли робот.

Фильм — гигантский узбекский ковер ручной работы, со сложным узором, но в его центре зияет дыра. На отсутствии тоже можно было сыграть, превратить его в прием, как в пьесе Булгакова «Последние дни». Есть, впрочем, и более прямой аналог: прекрасный спектакль «Владимир Высоцкий» на Таганке, где присутствие умершего поэта сгущалось в воздухе, ощущалось в зрительном зале. Но картина Буслова — неудавшийся спиритический сеанс. Дух Высоцкого на зрителей не снизошел, а безвестный человек в маске так и остался тем, что в комедии «Шапито-шоу» называется замечательно точными словами «эрзац-звезда».

До просмотра вспоминался анекдот о Безрукове, к которому после смерти несутся кровожадные тени Пушкина, Есенина и Моцарта с намерением порвать его на клочки: «Он мой!» — «Нет, мой!» — а тут разверзаются небеса, и сверху раздается голос: «Не трогайте его, он Мой». Однако тень Высоцкого вряд ли набросится с кулаками на дух Безрукова: попросту не опознбет. Честно говоря, даже жаль. Ключевой просчет — именно сокрытие Безрукова. Представьте, он сыграл бы главную роль, оставаясь узнаваемым, с минимальным гримом. Во-первых, на фильм бы ринулись толпы его поклонников, сразу увеличив кассовые сборы (сейчас, когда участие их любимца ограничивается кратким эпизодом, это вряд ли случится). Во-вторых, поднялся бы шум и скандал, фанаты Высоцкого подавали бы в суд, и это привлекло бы дополнительное внимание. Наконец, все минусы фильма можно было бы списать на Безрукова, превратив его одного в козла отпущения: дескать, кино классное, но артист не справился. Сегодня, увы, очевидно, что артист ни при чем. Не справились авторы.

Есть какая-то высшая правда в том, что на роль столь неповторимой личности, как Высоцкий, взяли артиста-трансформера, человека без лица, да и того спрятали от публики, окончательно стерев, смыв с экранного Высоцкого последний намек на индивидуальность. Знаменательно и то, как картина понравилась Владимиру Путину. Мы живем в безгеройное время — эту несложную мысль создатели фильма выразили и доказали убедительнее, чем собирались. И непонятно, чему здесь удивляться — тоске продюсеров Первого канала по несуществующему герою или их очевидной неспособности такого героя создать. Хотя бы в ограниченных масштабах одного кинофильма.

Из шпионов в разведчики «Шпион» Алексея Андрианова

На дворе весна 1941-го. Боксер-динамовец Егор Дорин включен старшим майором Октябрьским в секретную группу по обнаружению агента «Вассер» — засланного Гитлером в СССР шпиона, который должен дезинформировать руководство страны о планах немецкого вторжения. Хитроумные резиденты иностранной разведки раз за разом обводят вокруг пальца наивных энкавэдэшников, всесильный нарком Берия начинает нервничать. Война начнется с минуты на минуту.

Сюжет хорошо знаком читателям Бориса Акунина — речь о его «Шпионской книге», входящей в проект «Жанры». Именно этот текст выбрали для экранизации амбициозные продюсеры, взявшиеся воссоздать в костюмном триллере сталинскую Москву и рискнувшие сделать ставку на «Акунина без Фандорина» (формально Дорин — его отдаленный потомок, но до этого додумается не всякий). Принято считать, что маститому детективщику с экранными воплощениями его книг не слишком везет; с этой точки зрения «Шпион» — скорее, удача. Размашистый, богатый, динамичный, складный с точки зрения интриги — короче, если мыслить категориями отечественного проката, вполне качественный мейнстрим.