Оттенки страсти

– Улица Республики, дом номер сто двадцать три! И как можно быстрее! – приказал он водителю, когда они снова сели в такси, и машина помчалась вперед, не разбирая дороги. Мону озадачило, что виконт не предложил высадить ее возле отеля «Ритц», который был как раз по пути. Кортли с угрюмым видом забился в дальний угол такси, и она не рискнула его тревожить, решив, что виконту просто необходим хоть кто-то в такой непростой для него момент. И тут же подумала о том, какой хороший урок преподал ей виконт. Вот что такое настоящая любовь! Что бы там ни натворила Харриет, Кортли, безусловно, простит ее. Да, ему будет больно, душевные раны будут саднить, но его любовь к этой женщине, поистине необъятная, вечная, останется неизменной. Божественная природа всепрощения через любовь открылась Моне во всем ее величии и блеске.

«Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз? – вспомнила она слова из Библии. – Иисус отвечает: не говорю тебе до семи, но до седмижды семидесяти раз». Да что там семьдесят семь? Кортли простит свою возлюбленную миллион раз, если того потребуют жизненные обстоятельства. А она сама? Разве не гордыня двигала ею все эти месяцы или тогда, когда она даже не удосужилась ответить Питеру на его письмо? Почему? Ведь ответное письмо могло бы идеально разрешить все. У нее была отличная возможность объясниться с мужем и попросить у него прощения. Но она вместо этого отказалась признать, что виновата, замкнулась в себе и нарочно пошла на разрыв с Питером. По всей вероятности, он уже более не сомневается, что ее затянувшееся молчание вызвано полным безразличием к нему и страстной любовью к Алеку. А теперь уже поздно что-то менять. После стольких месяцев молчания как она осмелится ему писать? Да и ему, вполне возможно, уже давным-давно ничего от нее не надо. У него ведь другая женщина. Таксист резко затормозил, прервав невеселые размышления Моны.

Портье подозрительно оглядел их.

– Месье не предупреждал, что ждет гостей! – сухо обронил он.

– Ага! Значит, этот негодяй дома, – обрадовался Кортли и полез в карман за чаевыми. Приятный хруст банкноты, и вот уже входная дверь широко распахнута перед ними. Просторный холл залит красноватым светом, льющимся откуда-то с потолка из причудливого светильника, висящего на серебряных цепях. В интерьере преобладают ориентальные мотивы. Да и сама атмосфера, душная, наполненная тяжелыми благовониями, сразу же наводит на мысли о Востоке. Не говоря ни слова, виконт уверенным движением распахнул массивную дверь и вошел в гостиную. Мона молча проследовала за ним. Повсюду низкие восточные диваны и множество оттоманок с разноцветными шелковыми подушками. И нигде ни души.

Внезапно раздвинулись тяжелые портьеры в дальнем углу комнаты, и перед ними предстал принц. Он был без фрака, уже успел сменить его на расшитый золотом парчовый халат. Несколько нелепое сочетание с накрахмаленной белой рубашкой.

– Какая приятная неожиданность! – ощерил он в угрожающем оскале свои белые зубы.

Кортли молча подошел к нему и, глядя прямо в глаза, медленно произнес:

– Прочь с дороги!

Рядом с высоченной фигурой широкоплечего ирландца принц смотрелся очень неубедительно, если не сказать больше. Его маленькое тщедушное тельце словно еще более сжалось. И лишь глаза, источавшие зло, сверкали с прежней, почти всепобеждающей силой.

– Что за бесцеремонность, виконт? – попытался он преградить путь Кортли.

И в ту же минуту его светлость был сметен сильным ударом в челюсть и повержен на землю. Кортли исчез за портьерами и буквально через пару секунд появился снова, уже с Харриет на руках. Она по-прежнему была закутана в белую горностаевую накидку, но прическа была растрепана, волосы в беспорядке рассыпались по плечам, глаза смотрели безжизненно и тускло. Мона бросилась к ним навстречу, протягивая руку, на которую та могла бы опереться, и Харриет тотчас же благодарно уцепилась за нее, не говоря ни слова. При этом накидка ее распахнулась, и Мона с ужасом увидела на шее Харриет кровавый шрам и следы от пальцев, по всей видимости, душивших ее. Буйная ирландская кровь ударила в голову виконту.

– Немедленно отвезите ее домой! – коротко приказал он Моне.

Женщины медленно проследовали к дверям, оставив Кортли наедине с принцем. В такси Харриет наконец дала волю слезам. То не были слезы истерики, которой можно было бы ожидать от любой женщины, попавшей в подобную ситуацию. О, нет! Харриет плакала почти без слез, душераздирающие всхлипы сотрясали ее хрупкое тело. Казалось, они вырывались из самых глубин ее существа, отчаянные, яростные, похожие скорее на стоны, чем на плач.

– Тише, моя дорогая! Тише! – успокаивала ее Мона. – Не надо так себя изводить!