– Если бы ты знал, как я дорожу нашей дружбой! – начала она прочувствованным тоном. Она говорила так тихо, что Питеру пришлось еще более наклониться над ней, чтобы расслышать ее слова. – Когда мы познакомились, я переживала очень сложный момент. Я окончательно разочаровалась в мужчинах. Устала от их бесстыдства, от их грубости, граничащей порой с откровенным скотством. Моя вера в благородство была попрана, мои добрые чувства поруганы. Вся моя жизнь лежала в руинах! – Инна сделала глубокий вздох, похожий на всхлип. Эту роль она знала назубок, а потому случайных сбоев не предвиделось. – И вдруг среди этого страшного одиночества появляешься ты! Ах, Питер! Это ведь ты спас меня от отчаяния. Можно сказать, ты спас меня от самой себя. Ведь чем была моя жизнь до тебя? Унылым прозябанием, которое куда хуже смерти. Боюсь, мне никогда не отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Ты подарил мне новую жизнь, вдохнул новые надежды. Но все это я готова отдать, пожертвовать всем ради тебя и твоего благополучия! – Голос ее снова дрогнул, и на свет был извлечен лоскуток батиста, отделанный кружевами, который театральным жестом был поднесен к глазам.
Так, свою часть пьесы она отыграла достойно. Теперь очередь партнера. Он должен сделать ответный ход. Она томно придвинулась к нему, явно намереваясь положить голову ему на плечо. Питер был растерян и сбит с толку. Он не понимал, чего ждет от него эта плачущая дама. Вместо того чтобы заключить ее в свои объятия и начать шептать ей на ухо всякие нежные глупости, он с самым несчастным видом пнул ногой каминную решетку.
– Вы очень любезны! – проговорил он несколько вымученным тоном. – Но, право же, я не рискну потребовать от вас такого самопожертвования. А что же до нашей дружбы, то, уверен, она продлится еще не один год. Завтра я уезжаю, но надеюсь уже в ближайшее время снова встретиться с вами в Лондоне.
– Завтра? – по-бабьи взвизгнула Инна, начисто забыв о хороших манерах.
– Да! Очень срочные дела!
Какие именно срочные дела влекут его домой, Питер и сам толком бы не сумел объяснить. Но одно он знал наверняка. Он смертельно устал от окружающей его пустоты. И как ему вообще удавалось терпеть все это так долго?
– Тогда прощайте! – Инна медленно поднялась с кресла. Она понимала, что только что потерпела обидное поражение. Ей хотелось выть и кричать от унижения, но надо было достойно доиграть свою роль до конца.
– Всего доброго! – благодушно попрощался с ней Питер. Когда же она, наконец, уйдет и оставит его в покое?
– Неужели вам не хочется хотя бы одного прощального поцелуя? – Женщина призывно подставила губки, полузакрыв глаза. Тщетно! – Какой же вы чурбан! – со злостью выкрикнула она, направляясь к дверям.
А у нее усталый вид, сочувственно подумал Питер. Ей бы хорошенько выспаться, бедняжке! Наверное, он слишком утомил ее бесконечными лыжными прогулками. С громким стуком хлопнула дверь, а минутой позже Инна Фицстенли излила свою ярость на ни в чем не повинную горничную. Надо же! Два месяца титанических усилий, и все впустую. Он даже не соизволил оплатить ее проживание в гостинице! Нет, от этого можно просто сойти с ума!
Оставшись в одиночестве, Питер снова взялся за почту. Обратный адрес на письме, которое он уже вскрыл, был ему известен: фешенебельный отель в Каннах. Подпись тоже была знакома: Сэлли Гордон.
Наверняка дежурная благодарность за свадебный подарок, подумал он, доставая из конверта письмо. К его удивлению, там не оказалось ни строчки о более чем щедром свадебном взносе, который сделал герцог, отправив молодоженам чек на кругленькую сумму.