Оттенки

— Когда у тебя новый дом будет готов, ты уж выплати нам, старикам, все, что обещал, — обратилась она к Каарелю.

— Летом вы и без того придете нас грабить, — ответил Каарель.

Старуха добилась своего: слова ее задели зятя и, значит, ссора назревает. Давно она к этому стремилась, но затеять перебранку никак не удавалось. Наконец-то! И бабка пустилась перебирать все старые обиды, начиная со сватовства Каареля и кончая последним сочельником. Каарель отвечал неохотно, отделываясь лишь короткими замечаниями. Это еще больше подзадоривало Мари. Ей необходимо было довести противника до белого каления. Тогда она почувствовала бы силу своих слов и ту приятную дрожь во всем теле, которую вызывает раздражение, — точно глотнул перцовой водки или мерзлую клюкву раскусил: от горькой голова кружится, кислая ягода рот стягивает.

Миновала неделя-другая, и усадьба Кадака отошла к имению, а Каарель сделался ее арендатором. Барон обещал выстроить ему новый просторный дом, и подготовительные работы начались. Бревен навезли в Кадака что камышу, штабеля быстро росли. Видя это, Каарель невольно улыбался от радости. Он теперь только и думал, что о новом доме. Лишь намечтавшись вдоволь, он вспомнил о земле. И тут же решил, что, само собой разумеется, арендатором он долго не будет, скоро опять станет хозяином.

— У меня теперь куда легче на душе, все-таки есть надежда, что будет свой угол, — сказал он однажды Тийне.

— Это хорошо, конечно, но мы должны снова в арендаторы идти, — ответила она.

— Иначе ведь нельзя было.

Вмешалась старуха и опять свела разговор на свои семьсот рублей. Снова началась перебранка. Старуха вообще в последнее время не давала молодым разговаривать между собой и совала свой нос во все мельчайшие дела. Каареля это всегда злило, но он сжимал зубы и терпел, надеясь, что скоро зима пройдет и они избавятся от стариков.

IX

Для кадакаских молодых настала четвертая весна; весной три года назад они справляли свадьбу, на вторую весну взяли хутор в свои руки, еще через год весной переселились в курную лачужку, стыдливо притаившуюся в стенах риги. Нынешняя весна была какая-то совсем особенная, по крайней мере, так казалось молодым. Светило солнце, но оно словно не грело, пели птицы, но их пение не радовало; речка не так сверкала, как раньше; сосны на болоте за торфяниками казались еще более приземистыми, еще более одинокими. Даже пригорок, с которого так далеко было видно, казался теперь ниже. Какая радость переполняла их сердца прошлой весной, когда они перебирались в свою дымную избушку! Теперь все это пропало. Каарель мечтал только о новом доме, и даже Тийна жаловалась, что дым очень уж ест глаза.

— Потерпи еще месяца два, скоро от него избавимся, — сказал как-то Каарель, с кашлем опускаясь на скамью. Но, задыхаясь от дыма, встал и вышел во двор.

— Сегодня дым какой-то особенно едкий, — сказала Тийна, выходя вслед за мужем и утирая слезы.

— Ветер прямо в дверь, потому и крутит.

— Мама, у тебя глазки мокрые, — пролепетал маленький Атс, выбираясь из кучи песку и подходя к родителям.

— Ну, ты и хорош! — посмотрела на него Тийна. — Самое место тебе в этой куче.

— Плохо у тебя с грудью, — сказала Тийна, повернувшись к мужу, — ты опять начал кашлять. Не знаю, может, к доктору тебе сходить… До чего же ты извелся, краше в гроб кладут.

— Да я уж давно такой, — ответил Каарель.

— Опять ты за старое — давно такой. Это я и прошлой осенью слышала — помнишь, когда повязывала тебе шею шерстяным платком, а ты еще отказывался. Никогда о себе не заботишься, будто сам смерти ищешь.

На губах Каареля мелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Смеешься еще, точно дразнишь меня, — сказала Тийна с упреком, а у самой глаза наполнились слезами.

— Да что поделаешь! Со смертью не поспоришь! Да и не все ли равно, годом раньше, годом позже. Мы, с тобой уже пожили достаточно — гляди, какой большой сын у тебя на коленях. Будет тебе помощником вместо меня.

— Не пойму, для кого ты затеял эту постройку, ежели у самого еле душа в теле держится, — подумав, промолвила Тийна.

— А что же — сидеть да смерти ждать? Пусть я и помру не сегодня-завтра, весь мир со мной вместе не кончится: ты останешься, Атс, старики.

— Ну, старики-то сюда больше не придут.

— А куда им деваться… Мы говорим так, будто знаем, когда мой час наступит, — помолчав, сказал Каарель, улыбнулся и опять закашлялся. — Да что этот пустяковый кашель значит! Я еще, может, вас всех переживу, внуков своих увижу. Сам я никогда не думаю о смерти, только ты мне про нее напоминаешь.

— Кто знает, когда его час придет. Только мне всегда страшно, коли слышу твой кашель, — сказала Тийна. У нее отлегло от сердца.

— От кашля я избавлюсь. Вот выстроим новое жилье, трубу поставим, больше дым глотать не придется, зимой будет тепло, вот тогда я и поправлюсь.