Оттепель не наступит

Готова поспорить, что Агата в этот момент испепеляла нас взглядом и мысленно толкала друг к другу. Но чуда не случилось. Папа натужно улыбнулся и поздоровался в ответ:

– Здравствуй, Юна.

Да уж. Можно было не открывать окна. Маленькая кухня и без того в считанные секунды, казалось, покрылась корочкой льда. Папа подошёл к форточке, закрыл её и, потрепав Агги по волосам, заботливо сказал:

– Милая, хватит проветривания, а то ещё заболеешь.

Я поймала взгляд сестры и постаралась вложить в своё выражение лица максимальное сочувствие, на какое только была способна. Неудивительно, что она бунтует. Я тоже в её возрасте выказывала протест, как могла. Только моя ситуация была прямо противоположной.

– Пап, я и без тебя знаю, – раздражённо сказала Агата и сбросила папину руку.

Однако, перечить не стала и пошла закрывать окна. Повисла напряжённая тишина, которую можно было резать ножом.

– Чьих рук дело? – строго спросил отец, кивая в сторону духовки.

– Моих. Хотела как лучше, – не раздумывая выпалила я.

Отец промолчал. Снова тишина.

– Как дела на работе? – попыталась снова завести разговор.

Но отец моего энтузиазма не разделил.

– Тебе правда интересно? – холодно спросил он.

Я подняла глаза и абсолютно честно сказала:

– Да.

Несколько секунд папа, видимо, сомневаясь в моей заинтересованности, мерил меня взглядом. А затем повернулся к курице, стал её разделывать и сказал:

– Дела так себе. Мы пытались внедрить новый геном пшенице, ускоряющий рост. Но потеряли несколько гектаров посевов. Некритично. Но неприятно.

Папа, будучи некогда выдающимся генным инженером, борющимся с человеческими недугами, до сих пор не смирился с тем, что жизнь привела его в производство еды. Лабораторию, в которой папа вёл исследования, давно закрыли. Ведь качественное питание оказалось важнее всего остального.

Вслух, конечно же, отец никогда не выказывал своего разочарования. Но этого и не требовалось. В его списке, состоящем из сотен пунктов жизненных неудач, потеря любимого дела располагалась на одной из верхних строчек.

– Ну а твои дела как? – папа, видимо, тоже решил сделать шаг навстречу.

Я чуть не вернула колкость «тебе правда интересно?» в ответ. Но вовремя сдержалась. Обещала Агате, значит, нужно постараться.

– Ничего нового.

– Где работаешь?

«Ты прекрасно знаешь, где я работаю», – пронеслось в голове, но вслух я сказала только:

– Да так, постоянные подработки. Пока нигде не могу закрепиться.

Наконец, в кухню вошла Агата. Я вздохнула с облегчением. Папа, кажется, тоже. Наши отношения натянулись до предела. И я не была уверенна, что их можно хоть как-то наладить.

Остаток вечера прошёл более-менее мирно. Мы поужинали (оказалось, что курица сильно не пострадала), вместе с Агатой отмыли духовку и отправились в комнату.

– А давай что-нибудь старенькое посмотрим! – предложила сестра, забравшись на кровать с ногами.

– Например?

– Гарри Поттера!

Я закатила глаза.

– А ничего поновее нет?

Сестра широко улыбнулась и покачала головой. Делать нечего.

И мы погрузились в просмотр. Вдруг мне показалось, будто и не было четырёх лет, которые я провела вне стен этого дома. Уютные вечера, дурацкие беседы. Последний раз мы так сидели, когда Агате было лет десять.

Время прошло слишком быстро, и мы улеглись спать.

Где-то во втором часу ночи я резко открыла глаза и села на кровать. Сердце бешено стучало. А дыхание сбилось и никак не приходило в норму. Я не могла вспомнить, что мне снилось. Однако, всем нутром ощущала: мне нужен кусочек карамели. Всего один. Чтобы спать. От этой мысли пересохло во рту, а сердце стало стучать ещё быстрее.

Я не брала с собой. Подумала, что вытерплю. И, конечно же, облажалась. Опустившись грудью на колени, обхватила голову и стала раскачиваться.

Беда никогда не приходит одна. Поэтому следом грянули воспоминания.

Я топчусь на пороге в коротких шортиках и тоненькой маечке. Эта пижамка уже совсем потеряла вид. Но папе некогда купить новую. Я дрожу и чувствую усталость. Отец наказал меня за какую-то очередную чушь и выставил из спальни. Чтобы поняла, запомнила, как вести себя неповадно.

Но я стою и не помню ничего, кроме его озлобленного лица. Начинаю всхлипывать. А через секунду чувствую, как намокают щёки. Пока, наконец, робкие слёзы не превращаются в истерику.

Папа вылетает из своей спальни, громко хлопнув дверью.

– Хватит ныть! Ты разбудишь Агату! – рычит он, но сестренка уже и так проснулась и стала хныкать.