Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

15 июня. На общем собрании ленинградских писателей с докладом выступает Валерий Друзин, подвергший критике статьи В. Померанцева и Ф. Абрамова, напечатанные в «Новом мире», повесть И. Эренбурга «Оттепель», роман В. Пановой «Времена года». Из воспоминаний Даниила Гранина о том, как на этом собрании прорабатывали Михаила Зощенко:

Доклад и прения и все прочее были увертюрой к тому, что предстояло, а предстояла проработка Зощенко за его заявление на встрече с английскими студентами. Все понимали, что именно из‐за этого на собрание приехали из Москвы К. Симонов и А. Первенцев. <…>

Суть, как я понял из доклада Друзина, сводилась к тому, что месяц назад, в мае на встрече с английскими студентами, они спросили Ахматову и Зощенко про их отношение к критике в докладе Жданова. На это Зощенко ответил, что с критикой в докладе он не согласен. Это ахнуло, как взрыв, посыпалось, затрещало… Ответ его прозвучал во всей западной печати, что было, конечно, «на руку классовому врагу». Как сказал Друзин, поведение Зощенко вообще стало «классовой борьбой в открытой форме» (Огонек. 1988. № 6. С. 9).

М. Зощенко, от которого потребовали объяснений, в частности, сказал:

Я не умею формально говорить. И на что вам мое формальное признание в ошибках?

<…> В газете было сказано о том, что я скрыл мое истинное отношение к постановлению Центрального Комитета и не сделал никаких выводов из указаний партии. Я не скрывал моего отношения. Я написал в 1946 году товарищу Сталину, что не могу согласиться с критикой всех моих работ, не все они таковы. <…> В моем заявлении с просьбой восстановить меня в Союзе я написал, что я во многом ошибался, делал оплошности, но я не согласен с тем, что я не советский писатель, и никогда им не был. Это было основное обвинение и в докладе – именно о том, что я не советский писатель, – не могу согласиться! <…>

Вот уже восемь лет мне трудно, почти невыносимо жить с этими наименованиями, которые повисли на мне, которые так унизили мое человеческое достоинство…

<…> Я не был никогда непатриотом своей страны. Не могу согласиться с этим! Не могу! <…> Вы же все знаете меня, знаете много лет, знаете, как я жил, как работал, что вы хотите от меня? Чтобы я признался, что я трус? По-вашему. Я должен признаться в том, что я мещанин и пошляк, что у меня низкая душонка? Что я бессовестный хулиган? <…>

У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить! Не надо вашего снисхождения, ни вашего Друзина, ни вашей брани и криков. Я больше, чем устал! Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею (Там же. С. 9–11).

В отчете «Ленинградской правды», озаглавленном «Теснее связь с жизнью!», об этом собрании сказано: