Отто фон Штиглиц (СИ)

Пежуху Брехт подарил Нине. Девушке и ему приятно, она прямо в кафе на него запрыгнула, когда он ей через царского полковника рассказал о намерении переписать машину на неё. Прямо, как в кино показывают, запрыгнула ногами обвила и в затылок чмокнула. Титьками, при этом, доступ кислорода к Брехту перекрыв. Уткнулся в них носом. Одни уши лопоухие наружу торчат.

И вдруг путы ослабли и Нина стала сползать. Сползала пока лицо в лицо не очутилась, а в глазах не радость уже, а слёзы. Поняла, что это прощальный подарок. Уезжает этот идиото в свою снежную Руссию.

Если бы не поддержал за … Ну в общем вам по пояс будет. Округлости. Да, если бы не поддержал за округлости, то рухнула бы, а так в лицо ему заревела, вырвалась и убежала. Не стал концерта Иван Яковлевич досматривать, сунул ключи папе Карло. И вышел быстро из кафе. Всё, отрезанный кусок, вряд ли ещё в обозримом будущем окажется в Париже. Русские вроде в этот раз Париж не брали. Не проезжали на буланых жеребцах по Монмартру. Разве чуть поменял он историю и теперь такое случится. Так у него жеребца нет. Есть квадроцикл. А что, на пятёрочку идея. Взвод советских квадроциклистов гремит вниз по ступеням Монмартра, прямо как в фильме «Большие Гонки». Высоко и долго.

Таможня напрягла только одним. Брехт так не хотел с вновь приобретённой коллекцией оружия расставаться. Черт его знает, можно ли такое за такие смешные деньги купить в Берлине. Да и просто рука не поднялась выбросить своё хромированное чудо. Потому, сунул все три пистолета в чемодан на самое дно и приготовился ломать шею таможеннику или пограничнику, если они дотошными окажутся. На их счастье служивые ребята, а особенно колобок пограничник, оказались пофигистами, даже открывать чемодан не заставили, проверили паспорта и всё.

Повезло этим колобкам. Ещё одну вещь Брехт вёз в чемодане и тоже на дне, не знал правил перевоза через границу культурных ценностей. В один из первых дней обитания в Париже, когда ещё наблюдения своей интербригаде доверял за маршалом, точнее за Управлением, где маршал Петен мог появиться, Иван Яковлевич решил посвятить день пасмурный, но без дождя, походу по бутикам антикварным. И в первом же наткнулся на несколько вещей, которые не смог оставить на чужбине. В магазинчике лежала собранная с особым тщанием коллекция царских орденов. Не было только ордена Андрея Первозванного. Но это огромная редкость и куча денег. А так были все. Кто-то собрал, а потом видимо нужда заставила расстаться с коллекцией. Ордена были приколоты на синий бархат и помещались в ящичке таком небольшом. Стоило это удовольствие десять тысяч франков. Куча денег вообще-то, но деньги были, а пойди, собери всю коллекцию. Спросил у продавца про Бриллиантовый знак Святого апостола Андрея Первозванного. Тот руками развёл.

– Non, c'est une raret'e. - будто сам Иван Яковлевич этого не знал.

Можно простить, тем более что был зато другой раритет – Орден Святого Станислава 4-й степени. Та ещё редкость. Почти сразу был отменён и награждённых – кот наплакал. Красовался на синем бархате и второй редкий орден. Польский орден Белого Орла, наряду с орденом Святого Станислава, был включён в состав российских орденов в 1831 году. Этих орденов тоже не лишку в России успели выдать.

Брехт расплатился за коллекцию золотом испанским и собирался уже уходить, когда взгляд мазнул по картине висящей на стене. Это была та ещё вещь. Особым знатоком в живописи Брехт не был, но кое что всё же знал, ходил по музеям, раз уж пришлось жить в Москве. Так вот, это тоже был поляк, как и орден Белого Орла. Это был Каземир Малевич, его знаменитый зелёный автопортрет. А тут висит в полуподвальном магазинчике. Чего в жизни не бывает.

Не желая показывать заинтересованность Иван Яковлевич обошёл весь магазинчик и на другие шедевры взглянул со скучающим видом. Наверное, тут и были картины которые потом через восемьдесят лет на аукционе Сотбис будут стоить кучу денег, но как уже и сказано – великим знатоком Брехт не был. По своему коварному плану, сначала спросил о цене интересного натюрморта, потом на портрет какого-то напыщенного господина, покачал головой, услышав цены. Что-то около двух тысяч франков и уже собрался уходить, но передумал и ткнул пальцем в Малевича в зелёном пиджаке и с зелёными глазами.

– Тысяча. (millier). Ну, эту цифру уже выучил.

Всего тысяча франков за Малевича. Ни какой радости на лице. Покачал головой и пошёл к выходу. Сработало, француз окликнул в спину, начался торг, в итоге приобрёл поляка за восемьсот франков. Вот сейчас и Малевич, с позволения сказать, Казимир тоже лежал на дне чемодана. А вдруг это культурная ценность и её нельзя вывозить из Франции. Потряхивало, но как уже и сказал, таможню прошли легко ни золото не нашли, ни оружия ни Малевича. Пофигисты. Про наркотики не спрашивали вообще, а они тут в любой аптеке свободно продаются. О времена, о нравы! (O tempora, o mores!) Марк Туллий Цицерон сказал, не Брехт.

Глава 17

Событие сорок седьмое