Корреспондент «Правды» Бронтман уделил основное внимание человеческим эмоциям, причем с партийных позиций: «Водопьянов мягко и осторожно совершил посадку. Раздалось дружное “ура”, возгласы в честь родины, товарища Сталина. Все бросились в объятия друг друга, расцеловались. Первым на лед Северного полюса сошел начальник экспедиции Шмидт (правда, его опережал кинооператор Трояновский при исполнении своих обязанностей. –
Оставалось наращивать и развивать подобный опыт. Выполненные вскоре после посадки астрономические наблюдения показали, что самолет находится на 89°26′ с. ш. и 78° з. д., примерно в 50 километрах от полюса, что для науки не имело существенного значения, поскольку еще сто лет назад академик К.М. Бэр с позиций ученого утверждал, что «полюс – это такая же точка, как и все остальные». Разумеется, переносить лагерь в сложившейся ситуации никто не собирался.
Колоссальный успех, однако, был омрачен выходом из строя радиопередатчика самолета. «Шмидт держится спокойно, но мы все понимаем, – отметил в своем дневнике Федоров, – как глубоко переживает он эту задержку. Шевелев на Рудольфе уже обязан сообщить, и уже, конечно, сообщил, в Москву. С каждым часом нарастает тревога в Политбюро, в правительстве.
Кренкель слышит телеграмму Шевелева в Москву о мерах, которые намечено предпринять для розысков нашего самолета и нашего спасения. Сейчас вылетать с Рудольфа нельзя – погода испортилась, но самолеты готовят.
Тем временем устройство лагеря завершается. Наша основная палатка, как и большая часть оборудования, еще на Рудольфе. Установили парусиновые палатки, одной накрыли Эрнста с его аппаратурой, которую он вначале развернул под открытым небом. Поставили будку для метеоприборов. Иван Дмитриевич и механики из экипажа Водопьянова готовят обед. Марк Трояновский перебегает с места на место – снимает первые часы работы на полюсе. Со времени посадки прошло около десяти часов. Наконец, аккумуляторы заряжены и Кренкель может выйти в эфир» (1982, с. 200–201): «…В 11 часов 35 минут Водопьянов блестяще совершил посадку. К сожалению, при отправке радио о достижении полюса внезапно произошло короткое замыкание… прекратилась радиосвязь, возобновившаяся только сейчас… Льдина, на которой мы остановились, расположена примерно в 20 километрах за полюсом по ту сторону и несколько на запад от меридиана Рудольфа. Положение уточним. Льдина вполне годится для научной станции, остающейся в дрейфе в центре Полярного бассейна. Здесь можно сделать прекрасный аэродром для приемки остальных самолетов с грузом». Чтобы скорее узнать о благополучной посадке самолета Водопьянова, люди сбегались в радиорубку на острове Рудольфа полуодетыми и даже необутыми…
Так или иначе, первая часть намеченного предприятия – высадка, в ходе которой необходимо было поставить научную станцию, была успешно выполнена. Теперь оставалось создать эту станцию, отпустив ее затем в свободное плавание по воле волн и ветров. Продолжительность плавания зависела от совокупности неизвестных факторов, для изучения которых она и замышлялась. Совсем не случайно в продолжении своего дневника Федоров отметил: «В эти первые же дни на нас потоком неслась интереснейшая информация – и метеорологические условия, и само движение льдины, ее толщина и структура, и сейчас же измеренные мною элементы земного магнетизма, и то, что в лагере оказалась пуночка» (1982, с. 202), – произошел обвал научной информации, характерный для начала наблюдений на «белом пятне».
25 мая три остальные машины вылетели с острова Рудольфа, причем машина Алексеева добралась до цели 27 мая, а Мазурука – только 5 июня. Четыре машины взлетным весом по 25 тонн (включая в основном собственное горючее, необходимое оборудование и запасы и т. д.) доставили к месту посадки 10 тонн оборудования и запасов, необходимых для осуществления дрейфа. Несомненно, «коэффициент полезного действия» с точки зрения рядового события повседневности не был высоким, но… событие-то не было рядовым. Научные наблюдения на льдине начались вскоре после разборки прибывших грузов.
Первым провел свои наблюдения Федоров, определив координаты места посадки самолета Водопьянова. Полученные результаты послужили для определения скорости дрейфа льдины. Ширшов свою первую гидрологическую станцию выполнил только 4 июня, не дожидаясь прилета Мазурука, на самолете которого находилась глубоководная гидрологическая лебедка. Он вовсю эксплуатировал наличную рабочую силу из всех собравшихся экипажей. Столь значительное событие в деталях запечатлел в своей книге Бронтман: «Начиналась первая гидрологическая станция в районе Северного полюса. Священнодействуя, Ширшов прицепил к тросу первый батометр, проверил его термометры и скомандовал:
– Трави!