С каждым годом противоречие между слабеющим телом и мощной работой интеллекта стареющего академика Шмидта становилось для окружающих все более очевидным. «Последние десять лет его жизни, – отмечала С.В. Козловская, – могут показаться бледными. Но именно в эти годы, когда он продолжал напряженно работать, борясь со смертью, поражал его героизм едва ли не больший, чем в условиях ледяного безмолвия. После многократных легочных кровоизлияний, начавшихся в декабре 1953 года, Отто Юльевич неделями должен был лежать на правом боку, туго прижав к груди правую руку, стараясь не шелохнуться, так как при перемене положения вновь поднималось обильное кровотечение, а с этой кровью каждый час могла уйти его жизнь. Отто Юльевич понимал все это. И таких восемь недель… Ни его характер, ни поведение не изменились. В нем по-прежнему поражал необычайная восприимчивость, острота и ясность ума. Эти три последние года Отто Юльевич почти не вставал с постели, и встречи с нами, с его сотрудниками, происходили уже не в кабинете» (Козловская, 1959, с. 202). Действительно, его жизнь в эти годы была связана с серьезным лечением, включая длительное пребывание в санаториях на Южном берегу Крыма, куда к нему регулярно приезжали ученики, делившиеся последними столичными новостями из области науки (и не только), одновременно доставляя обширную почту, забирая взамен собственные отрецензированные и исправленные работы. «Но прежде всего, – отмечала Козловская, – я увидала Отто Юльевича великим тружеником. Он уехал туда осенью 1945 года после первого сильного легочного кровотечения, причем там, в декабре, переболел воспалением легких. Однако в декабрьском же письме он упоминает о том, что “мы с Ириной Владимировной пока что вычислили эллипсоид рассеиванья 383 комет” (работа очень трудоемкая), а в январе пишет: “Ирина Владимировна (супруга академика. –
Все последующие научные отчеты, которые он теперь писал, находясь практически на положении рядового сотрудника своего института, констатируют очередное продвижение в намеченном направлении и одновременно новые возникающие проблемы. В них приводился и перечень опубликованных работ. Так, в 1950 году «…научная работа была целиком посвящена развитию теории происхождения Земли и планет. В начале года вышла из печати работа “Возникновение планет и их спутников”, в которой впервые было дано объяснение суточного вращения планет, происхождения спутников и направления их вращения»… Шмидт пришел к заключению, что температура образовавшейся Земли “является сложной функцией от начального разогревания при ее аккумуляции, сжатия под действием вышележащих слоев и выделением тепла радиоактивными элементами”» (Матвеева, с. 214). Большое значение для слабеющего телом (но не духом и тем более интеллектом) ученого имело обсуждение его теории в Президиуме Академии наук 16–19 апреля того же года. Президиум «…с удовлетворением отметил инициативу академика О.Ю. Шмидта в разработке новой космогонической теории, а также его большую заслугу в привлечении внимания ученых разных специальностей к вопросам космогонии, что сильно способствовало широкому развитию космогонических работ в нашей стране» (Архив АН СССР, ф. 496, оп. 2, д. 626, л. 3–6).
По состоянию здоровья юбиляра 60-летие Отто Юльевича было скромно отмечено в обществе учеников у него дома. Помимо охапки гвоздик он получил от своих сотрудников шикарный фотомонтаж, в центре которого ученый был расположен в позе индийского философа, размышляющего на берегах то ли Ганга, то ли Брахмапутры о тайнах мироздания, – на фоне собственной схемы развития Солнечной системы. Суть ее была там же изложена в стихотворной форме. Получилось «простенько и со вкусом», а главное – остроумно, вполне по-академически. В тот вечер Отто Юльевич был в ударе и, вспоминая пребывание в Америке после челюскинской льдины, делился впечатлениями: как был вынужден пожимать руки женам сенаторов, сидя в инвалидном кресле: «Сто жен одних только сенаторов непременно хотели лично пожать мне руку!» – не без удовольствия констатировал он в тот вечер.