Тем не менее карты, снятые Великой Северной экспедицией, впервые охватили арктическое побережье России от полуострова Канин до устья Колымы. К моменту появления Шмидта в Арктике они оставались для многих участков побережья единственными документами подобного рода. Оценивая достижения Великой Северной экспедиции, Визе считал, что «…эта задача, за немногими пробелами, была выполнена… притом с ничтожнейшими техническими средствами, которыми располагали полярные исследователи того времени» (1948, с. 77–78). Что касается возможностей мореплавания, то за десять лет работ суда экспедиции с трудом одолели лишь отдельные участки вдоль побережья, уже пройденные поморами столетием раньше. Не говоря о многочисленных жертвах среди личного состава: только работавший на восточном участке будущего Северного морского пути отряд Ласиниуса потерял от цинги тридцать пять человек. Дождались смены только девять… Что касается идеи «…устраивать сообщение по Ледовитому океану», то результаты Великой Северной экспедиции, очевидно, отодвигали эту задачу на далекое будущее, тогда как для участников плаваний 1929–1930 годов на «Седове» она становилось проблемой завтрашнего дня.
Правда, ближайшие попытки найти путь на восток через ледовитые арктические воды были предприняты вскоре после того, как последние участники Великой Северной экспедиции вернулись в столицу, чтобы засесть за отчеты и рапорты по начальству. Однако даже во времена Екатерины идея плавания по Ледовитому океану продолжала заботить правительственные верхи, что подтверждается двумя примерами.
Первой отправилась в высокие широты экспедиция В.Я. Чичагова, проект которой разрабатывал М.В. Ломоносов. Он по совокупности сведений поморов и иностранных китобоев наметил пути проникновения в высокие широты Арктики вдоль западного побережья Шпицбергена, где одно из ответвлений Гольфстрма отодвигает кромку арктических льдов до 80°с. ш. Для парусных судов того времени две попытки 1765–1766 годов завершились неудачей. У кромки льдов они «…за непреодолимыми препятствиями не могли достигнуть желаемого по намерению места». В свое оправдание Чичагов заявил: «Мне эту экспедицию представляли в другом виде (как господин Ломоносов меня обнадеживал)». К тому времени академик умер и не мог оценить результаты экспедиции.
Второй была экспедиция 1768–1769 годов «штурмана порутческого ранга» Федора Розмыслова, направленная для съемок Маточкина Шара на Новой Земле как нового пути в Карское море. Следует отметить: поводом для этой экспедиции стало сообщение помора Якова Чиракина о том, что летом 1766 года он «…одним небольшим проливом в малом извозном карбасе оную Новую Землю проходил поперек насквозь на другое, называемое Карское море». Достижением этой экспедиции стали первые съемки Маточкина Шара. Но характерно, что в задачу экспедиции входила попытка плавания к Оби и даже «… способов испытать с того места воспринять путь в Северную Америку». Определенные надежды на осуществление вековой мечты о мореплавании вдоль северного побережья Евразии появились в связи с обнаружением промысловиками в середине XVIII века так называемой Великой Сибирской полыньи – к северу от Новосибирских островов, на контакте неподвижного припая с дрейфующими льдами Северного Ледовитого океана. Ее существование в первой четверти XIX века подтвердили исследования М.Ф. Геденштрома, Ф.П. Врангеля и П.Ф. Анжу. Но связанные с ней надежды также не оправдались. В то время могло показаться, что сама идея Северного морского пути является абсолютно нежизненной химерой. Однако из нашего времени ясно, что где-то в обозримом будущем накопление информации должно было перейти в новое качество.
Такая постановка проблемы была понятна Визе с его кругозором, и постепенно она усваивалась Шмидтом.
Во второй половине XIX века проблема Северного морского пути оказалась вновь актуальной. В значительной мере это произошло благодаря усилиям разбогатевшего на золоте и мехах сибирского купечества. Оно искало пути выхода для своей продукции на мировые рынки. Эта идея привела к очередному столкновению разных точек зрения среди представителей науки, деловых кругов и правительственной администрации. Главная заслуга в ее воскрешении принадлежала золотопромышленнику, уроженцу Архангельска и потомку поморов Михаилу Константиновичу Сидорову (1823–1887). К нему Визе испытывал несомненную симпатию. В изложении ученого, вся деятельность Сидорова проходила в жестоком противостоянии с официальными правительственными и научными органами царской России. Это позволяло Шмидту в будущем в отношениях с власть предержащими ссылаться на противопоставление подходов освоения Севера и Арктики в царское и в советское время, подкрепляя свои позиции еще и идеологически.