Отто Шмидт

«“Сучан” первым из всей армады бросил якорь близ устья Колымы. Ночь была темная. Пароходы по одному подходили к месту назначения и гремели якорными цепями. Словно звездочки на горизонте, справа по носу “Литке” двигались навстречу ходовые огни “Сибирякова”… Впервые в истории полярного плавания у Медвежьего мыса сошлись корабли из двух противоположных концов Советского Союза. В один и тот же день и час они подходили к устью Колымы. “Сибиряков” приближался с двумя Ленскими речными пароходами к бухте Амбарчик, возле которой становилась на якорь и вся Северо-Восточная полярная экспедиция… Утреннее солнце озарило на синем, зыбившемся от ветра море суда экспедиции и стоявшего несколько поодаль “Сибирякова”. На “Литке” взвились приветственные флажные сигналы. Командир ледореза Николаев троекратно салютовал гудками гостю с запада в восточных водах. “Сибиряков” поднял ответный сигнал “благодарю”. Салюты подхватили все колымские пароходы. И долго катились по гористым берегам зычные гудки» (1948, с. 93–94).

В изложении Визе эта историческая встреча дополняется важными деталями, имеющими непосредственное отношение к завершению похода «Сибирякова»:

«Обогнув Медвежьи острова с севера, ”Сибиряков” поздно вечером подходил к мысу Медвежьему, расположенному недалеко от устья Колымы, где нас должны были покинуть речные суда. В это время на востоке показался целый ряд огней – то приближались суда Северо-Восточной экспедиции, которым под проводкой “Литке”, наконец, удалось прорваться к Колыме. “Сибиряков” и “Литке”, пришедшие с разных концов советской страны, отдали якорь у мыса Медвежьего почти одновременно. Вскоре к нам на борт пришел начальник Северо-Восточной экспедиции Н.И. Евгенов.

– Вас, конечно, интересует состояние льдов, – начал Н.И. Евгенов, когда после первых приветствий сел за стол в кают-компании. – Порадовать не могу – плохо. Год здесь выдался на редкость тяжелым. Один колонист, живущий недалеко от мыса Сердце-Камень уже почти 30 лет, утверждает, что столь неблагоприятного состояния льдов, как в этом году, ему не приходилось наблюдать. Конечно, “Сибиряков” активнее и крепче наших лесовозов, и вам, пожалуй, удастся пройти…» (1934, с. 116). Визе сделал также свои выводы на будущее: «Навигация 1932 года являет пример, когда доступ к устью Колымы со стороны Архангельска не представляет существенных затруднений, между тем как путь со стороны Владивостока был исключительно тяжелым. Этот пример со всей очевидностью подчеркивает важность долгосрочных прогнозов состояния льда, ибо если бы ледовая обстановка по всему протяжению Северного морского пути была известна заранее, то все грузы в 1932 году на Колыму были бы отправлены не из Владивостока, а из Архангельска или Мурманска. Этим были бы сбережены громадные средства, так как все суда Северо-Восточной экспедиции, вследствие тяжелого состояния льда поздно прибывшие на Колыму, были вынуждены зазимовать и, кроме того, в борьбе со льдами получили серьезные повреждения.

Н.И. Евгенов советовал нашему капитану держаться по возможности ближе к берегу, ибо мощный полярный лед к самому берегу не подходит, за исключением выдающихся приглубых[4] мысов, которые и являются самыми опасными в ледовом отношении местами» (1934, с. 118). Таким советом новичкам в восточных морях Советской Арктики нельзя было пренебрегать, хотя и с учетом многих других обстоятельств. Тем не менее они проявили определенную самонадеянность, рассчитывая, что моряки Северо-Восточной экспедиции (точно так же, как их коллеги с судов Карской экспедиции во время встречи на Маточкином Шаре) преувеличивают опасность здешних льдов. К сожалению, самые мрачные ожидания на этот раз подтвердились.

Люди на «Сибирякове», видимо, получили еще какую-то информацию о «работниках Дальстроя» на судах Особой Северо-Восточной экспедиции. Например, корреспондент Макс Зингер поведал коллеге Громову такую информацию: «…Тысяча человек – мужчин, женщин, детей. Во время похода несколько матерей родило ребят, здесь женились, разводились, а один плотник даже умер от перепоя и был брошен в брезентовом мешке с колосниками на ногах в море» (1934, с. 183). По более поздним сведениям, умирали не только от перепоя…

Когда 4 сентября «Сибиряков» расстался с судами Северо-Восточной экспедиции, чтобы продолжить плавание к востоку, уже у острова Айон они повстречались со сплоченными льдами – теми самыми, о которых им рассказывал Евгенов. Определенно впереди сибиряковцев ожидали суровые испытания – это было ясно всем участникам плавания – от Шмидта до буфетчика. Между тем приближение зимы давало о себе знать все отчетливей. Ртуть в термометре ночами опускалась до – 6 °C, разводья между льдинами в море покрывались ледяной коркой до 7 сантиметров толщиной. До Берингова пролива оставалось примерно 600 миль, всего трое суток хода по чистой воде. Однако понадобился почти месяц напряженной работы, когда никто не мог поручиться за исход всего предприятия.