Отто Шмидт

Вторую и третью партии пассажиров мы встретили во всеоружии. Использовав все наши помещения, мы сумели дать кров 150 человекам одновременно (когда на человека приходилось 2,5 квадратных метра жилой площади. — В. К.). 110 человек жили на станции шесть суток. 28 апреля самолеты окончательно покинули станцию, взяв курс на Тикси. Долго по радио звучали приветствия. Мы вновь остались одни. На следующий день мы получили телеграмму: «Котельный, Соколову, Бабичу, Бему. Личный состав авиаотряда выражает глубокую признательность за казавшийся невозможным прием и размещение при крайне ограниченных возможностях полуторасотенной массы людей. Мы видим в вас подлинных борцов за освоение Советского Севера, скромно без шумихи делающих великое дело» (1939, № 1, с. 56–57). Можно только представить, как «подлинные борцы за освоение Советского Севера» потом приходили в себя после свалившихся на них с неба нежданных гостей, но то, что они сделали свое дело достойно, не подлежит сомнению. На таких людях долгое время держалась Советская Арктика.

Наряду с другими событиями в Москве в конце апреля 1938 года состоялось заседание Академии наук по итогам работы дрейфующей станции «Северный полюс». Открывая его, президент Комаров охарактеризовал деятельность предшественников на полюсе (в первую очередь американцев Кука и Пири) в следующих выражениях: «Стали достигать, но достигать туристическими методами. Был и сплыл! Был и сплыл! Доехал, собак не хватило, того не хватило, этого не хватило… Мимолетное посещение околополюсных местностей, конечно, ничего особенного дать не может. Нужно работать как следует вести длительные наблюдения. Но в 1937 году все это вышло благодаря нашим совершенно новым установкам, новому способу браться за дело и тому, что сталинская эпоха выковала людей нового типа» (Архив АН, ф. 406, on. 1, д. 611, л. 23).

Разумеется, все пережитое вызвало чрезвычайную краткость выступлениия Отто Юльевича, инициатора полюсной эпопеи. В своей речи он остановился в основном на трудностях, преодоленных участниками дрейфа, поскольку «…уже одно это характеризует людей, которых страна послала на это важное и славное дело» (л. 5). В отличие от президента, он не стал упоминать имени Великого Диктатора. Отто Юльевич также отметил роль «технарей» Папанина и Кренкеля: «Во-первых, они сами делали известную работу часть работ — по метеорологии, например, и другие. Во-вторых, характер работы так тесно переплетался, так они друг другу помогали, обсуждали результаты, уточняли планы в зависимости от обстановки, что это труд коллективный, и с полнейшим основанием Комитет по высшей школе нашей страны присудил всем четырем высокое научное звание докторов географических наук» (л. 7).

Разумеется, стенограмма выступления Папанина не в состоянии передать колорит его речи и реакцию присутствующих. В частности, он неоднократно ссылался на Великого Сталина как «…инициатора завоевания и изучения Северного полюса… Ему, нашему вождю, учителю и другу, мы обязаны всем тем, что достигнуто нами на дрейфующей льдине» (л. 10). Помимо самого общего рассказа о событиях дрейфа, Митрич с высокой трибуны не преминул заклеймить презренных троцкисткобухаринских бандитов. Доклады Федорова и Ширшова, содержательные, интересные, вполне деловые, носили предварительный характер, причем оба отмечали необходимость обработать полученные результаты в ближайшем будущем.

Последующее обсуждение результатов дрейфа характерно сдержанным отношением к присутствовавшему здесь же реальному инициатору этого отчаянного предприятия. Например, не упоминая имени Шмидта, Комаров предложил учредить специальную Папанинскую премию за исследования в Арктике. Хотя это предложение и не получило развития, затерявшись среди вороха академических бумаг, по-своему оно показательно. Отметив высокую результативность самого полюсного проекта и его огромное значение для будущих исследований, остальные выступавшие в значительной мере последовали примеру президента. Все это были весьма показательные признаки опалы на высшем уровне…