Отторжение

Теперь мальчишки-срочники* будут гибнуть во имя державных амбиций тех, кто никогда не понюхает пороха. Им до фени все эти страсти по поводу веры и языка, территорий и имущества, но всё равно придётся погибать. Ни один «патриот» не сунет нос туда, где стреляют, а их кости уйдут под снег, под землю. Будут шуметь сборища в Москве и на Северном Кавказе. А ветер — не по-зимнему тёплый, влажный — заиграет играть знамёнами и хоругвями, засвистит над фуражками и папахами…»

Но он не высушит слёз на лицах солдатских матерей. И не согреет неурочное тепло нашу Оксанку, которая живёт сейчас на объекте ФСК. Когда-то Проша Гай готовил её там к «погружению». Теперь приходится решать совсем другие проблемы. Оксана проходит реабилитацию после перенесённых стрессов и насилия, почти не спускает с рук Октябрину.

До сих пор мать не верит, что дочь рядом, и всё кончилось. Даже, несмотря на возражения врача, спит с ребёнком в одной постели. По счастью, операцию делать не пришлось. Но сможет ли Оксана снова стать матерью, пока неизвестно. Да и не до того сейчас — лишь бы с ума не сошла окончательно.

Я был в гостях у Оксаны десять дней назад. Но не стал ничего говорить об исчезновении Ковьяра и Косарева в ночь на одиннадцатое. Прохор шёпотом рассказал, что с огромным трудом, усилиями лучших специалистов, удалось купировать ситуационный параноид. Только после этого Оксане смогли доверить ребёнка.

В течение пятнадцати дней она колотилась в бреду. Орала со страху, боялась каждой тени. Готова была выброситься из окна, головой разбив стекло — лишь бы больше не попадать в плен к бандитам. Оксанка хватала стулья, швырялась ими во всех, кто пытался войти к ней. Пришлось забрать из комнаты всю мебель, заставить больную спать на полу. За ней всё время наблюдали, чтобы не случилось суицида.

Ужас переполнял всё существо отважной доселе девчонки, сочился из каждой поры. Оксана твердила, что никому не позволит даже приблизиться к себе. Прохора Гая и его сотрудников тоже не узнавала. Ей везде мерещились бандиты — то дальневосточные, то ставропольские. А потом всё внезапно кончилось — морозной зимней ночью. Было очень тихо, и падал лёгкий снежок с сосновых ветвей. Оксана крепко заснула, а потом начисто позабыла о своих галлюцинациях.

Я с удивлением услышал, что она совершенно не помнит, как вопила диким голосом и стучала головой о стены, пыталась вскрыть себе вены и удавиться поясом от халата.

— Доктора сказали, что это — вполне объяснимая реакция, — добросовестно объяснил мне Гай. — Ложные узнавания на высоте психоза вполне характерны для её болезни. Развивается такое состояние именно в результате длительного переутомления, бессонницы, соматического ослабления, необычности внешней обстановки. Всё это в анамнезе присутствовало. Короче, я виновен, мне и отвечать. Будь уверен — я Оксану отсюда не выпущу, пока окончательно не поправится…

— И чем такой бред может закончиться? — с опаской спросил я у Прохора. — Вылечится или хроником станет?

— Прогноз благоприятный. Такие параноиды, обычно, кратковременны. При выведении больного из травмирующей обстановки бредовые идеи пропадают. Оксана обязательно успокоится. А потом или забудет всё, или предпочтёт молчать об этом. Хорошо бы забыла, конечно.

А сейчас на часах восемь вечера. В углу моего кабинета мерцает гирляндой элегантная серебристая ёлочка. Жалюзи я закрыл — не на что смотреть в темноте. Одна только грязь блестит. Сварил себе кофе по-фински, чтобы прояснилось в голове. На моей памяти такого Нового года не было. Хоть на одну ночь, но снег покрывал землю — как праздничный стол скатертью.

А сейчас и природа взбесилась — под стать людям. Может быть, на Фонтанке веселее — там отец, Изольда Кимовна, дети. Но я должен срочно переговорить с Кларой Шамановой — подружкой покойной Дайаны Косаревой. Да, настоящей сестры Эдуарда уже нет на свете. Ничего с её лечением не вышло. Как только Прохор отпустил девчонку с объекта, она тут же кольнулась морфином и превысила дозу. Нашли её через день, в постели — уже окоченевшую, худую, как мумия.

Похоронили Дайану рядом с родителями. И семья воссоединилась. Не знаю, радоваться за них или переживать. Лучше бы, конечно, все были живы. Хорошо одно — Прохор успел разговорить Дайану относительно стекляшки, найденной около трупа Антона Аверина. Девчонка опознала вещицу с первого взгляда. Именно такие стразы украшали джемпер Клары Шамановой. Подруга Дайаны занималась торговлей финской мебелью в Питере.

На вопрос Гая, знакомо ли Дайане имя Антона Аверина, то кивнула. Да, у Клары недавно завёлся дружок, сын профессора. Влюбился в Кларку до потери пульса. Работал банщиком в Сестрорецке, парил «крутых» ребят. При последнем разговоре Клара сказала Дайане, что Антоху замочили. Вроде бы, за долги, но толком она ничего не знает. Тело случайно нашли в Лахтинском Разливе.