Отторжение

Впрочем, я недооценил Озирского. Тот, недолго думая, согласился передать мне тайком одну вещь. Для этого мы договорились о том, что утром второго марта я приду в туалет и открою окно. Увидев Андрея, спущу на верёвке авоську куда и будет положен означенный предмет. Главная моя задача — без проблем поднять авоську, и, главное, потом не попасться с этой интересной передачей.

Роман, как я понял, просьбу выполнил. О Мохаммаде Эфендиеве он ничего не говорил. Желание получить предмет, совершенно неуместный в стенах уважаемой клиники, я объяснил опасениями за свою жизнь. Ведь охрана в коридоре не выставлена, и киллерам ничего не стоит, под видом посетителей, проникнуть ко мне. Раз не добили на Приморском, видимо, захотят сделать это сейчас. Такие серьёзные люди на полпути не останавливаются.

Озирский обещал обеспечить охрану максимум через два дня. Но до тех пор тоже дожить надо. И легче сделать это, имея под рукой оружие с обоймой. Андрей беспокоился лишь об одном — сумею ли я как следует обращаться со стволом, имея серьёзные ранения плеча и груди. Я заверил, что смогу — вопросов нет. И нечего мне валяться в больнице с такой ерундой.

Андрей постучал себя по лбу согнутым пальцем. И менторским сказал, что врачам виднее, нужно ли мне здесь находиться, и сколько времени. Но вот чтобы я не заботился ещё и о своей безопасности, пост в коридоре не помешает.

Всё сошло благополучно. Оружие я получил. Теперь нужно соблюдать максимальную осторожность и не допустить, чтобы оно попалось на глаза медикам или соседям по палате. Но даже если такое случится. Озирский лично не пострадает — ведь передать оружие при посещении он не мог. А из окна уборной я вполне в состоянии пообщаться ещё с кем-то; оттуда и получить пистолет.

Вот уже пять часов я лежу вооружённый, и никто пока ничего не знает. Если же тайное станет явным, скажу то же, что и Андрею. Не могу, мол, лежать беззащитным даже в палате, куда может зайти кто угодно. Ведь в клинику я попал после неудачного покушения. И кто поручится за то, что его не решат повторить?…

— Он-то не ранен сам? — беспокоилась мать за Брагина, разглаживая платье на коленях. — Кто за рулём сидел, когда в вас стрелять стали?

— Роман и сидел, а я — рядом. Нет, он не ранен. Вчера поехал на родину, в Смоленск. Срочно вызвали звонком — третий сын родился. Прямо на кухне, между прочим. Жена не успела в роддом поехать, золовку ждала. С детьми хотела её оставить. Варвара почему-то опоздала. А когда пришла, оказалось, что ребёнок уже родился. Ладно, что ключ свой у неё был от квартиры…

Это мне рассказал Андрей при первом посещении. А мать сделала стойку. Она всегда обожала обсуждать чужие дела, даже если не знала тех людей.

— Круто! — свистнул Мишка. — В родильный-то хоть отправили её? Или дома лежит с парнем?

— Увезли, конечно, осмотреть-то нужно. Анастасия — женщина миниатюрная, а муж её — богатырь. Вдруг не всё удачно прошло?

«Рыжий и голубоглазый ребёнок, так что Аське ничего не грозит! — радостно говорил Озирский. — По Варькиным словам, Ромыч и сам такой был. И сын его старший — тоже. Я безумно счастлив, что у них скандалов не будет. Ромыч про Аську-то с Сашком Николаевым всякое думал. Одно плохо — очень уж Аська девчонку хотела. Но, что поделаешь, придётся трёх мужиков растить. Даже страшно — неужели война надолго, раз одни парни рождаются?…»

Я вспоминал, как переживал за Брагина, когда мы ехали из аэропорта по Московскому проспекту. Как просил судьбу, чтобы всё у него сошло на ять. И ведь без Мохаммада ещё неизвестно чем закончилась бы перестрелка для Брагина. Мальчик вполне мог родиться уже без отца…

— Когда это было, вчера?

Мишка был абсолютно спокоен. Да и вряд ли даже самый проницательный человек мог догадаться о нашей встрече с Эфендиевым-младшим. Даже если брат и помнит расстрелянного им молодого чеченца, то считает его уже несуществующим. А уж вероятность того, что тот окажется в Петербурге, да ещё встретится со мной, и вовсе нулевая.

Я должен задать Мишке несколько вопросов, чтобы окончательно прояснить ситуацию. Причём делать это нужно внезапно, в лоб, и требовать немедленного ответа. Мне на руку, что брат в полнейшем неведении относительно моих намерений. За те секунды, что я отпущу на ответ, складно соврать он не сможет. Но, пока не пришло время, я буду смотреть невозмутимо, и говорить вежливо.

— Первого марта, утром. — Я нащупал под подушкой рукоятку пистолета.

Проснулся сосед у противоположной стены. Он надел халат и ушёл в коридор. Тот мужик, что находился рядом с ним, лишь перевернулся на другой бок и продолжал похрапывать. Читающий «Ведомости» отложил очки и газету, взял стакан в подстаканнике и отправился за кипятком. Мишка облегчённо вздохнул — больной ему мешал. Мать тоже сбросила халат на спинку стула, оживилась.

— Имя-то дали младенцу? Глянуть бы в святцы, кто первого марта празднуется. Вроде, как раз Роман, да ещё Феодор…

— Роман у него уже есть — старший, — вспомнил я. — А насчёт Фёдора — пусть сами решают.