Отторжение

Я вспомнил прошлую осень, жёлтую берёзу за окном. Виринею, которая держала в руках поднос с посудой. Старший сын Лукиан смотрел на меня серьёзно, требовательно. Чёрные бусины его глаз блестели. Неужели он плакал?…

— Мама, ты сказала Александру Керимовичу, что он болен… Что Сева не убивал жену, ему кажется…

— Чтобы человек поднял руку на жену, на ребёнка, на брата, должно случиться что-то страшное, невероятное. Нравственный долг каждого… родную кровь не проливать… — ответил я тогда старшему сыну.

Так всегда случается, когда суждено. Мать стояла в окружении людей, но никто не успел ей помешать. В доли секунды она повернула острие лезвия к солнечному сплетению. Потом, подогнув колени, рухнула на нож. Страшно закричала, и из широко раскрытого рта хлынула вязкая кровь. Врачи и милиционеры бросились к ней, понося себя за невнимательность.

А я смотрел на широкое окно, на тучи за окном. И в этот момент в стекло громко ударилась белая птица — наверное, голубь. И я представил, как облака цепляются за шпиль Петропавловки, за шпиль Адмиралтейства, за шпиль здания Финляндского вокзала. И за множество других шпилей, которые всю жизнь зловеще маячили перед Елизаветой Гай даже в самые отрадные её годы…

Мать свалилась на труп Мишки, сильно стукнувшись головой о мою койку. Врачи захлопотали над ней, а оперативно-следственная группа взялась за меня. Голоса доносились, как сквозь вату, а слов я вообще не разбирал. Оставили бы меня в покое — хоть на полчаса. А там я всё объясню. И скажу, что в Москве у меня трое малолетних детей, без матери. Я должен сам позвонить домой, сообщить о случившемся. С ними там двоюродная тётка, которой скоро нужно уезжать к семье в Североморск.

Но, против воли, я представлял другое лицо — не Ларисино. Синеглазая рослая красавица в камуфляже — Александра… Надо срочно вспомнить номер её телефона. Я же контрразведчик, должен это сделать очень быстро. Вот, вспомнил, и теперь прямо отсюда позвоню в Москву, на Ярцевскую улицу. У меня нет никаких иллюзий, но я чувствую, что Саша Антропова сейчас дома. Даже ничего ещё не зная, она ощущает сердцем мою боль, и ждёт…

Андрей Озирский

А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля в ногу ранила коня —

пели мы дуэтом с Сашкой Антроповой.

Она завалилась ко мне сегодня, без звонка, но с бутылкой водки. Прохор Гай пару раз говорил мне о ней, изо всех сил стараясь казаться равнодушным. Тогда я сильно усомнился в том, что подполковник верен Виринее Максимовне. Зато мой Божок трещал про тётю Сашу, как заведённый. В конце концов, я понял, что именно она превратила Руслана Величко в диверсанта экстра-класса. Плодами её трудов я воспользовался год назад, и продолжаю пользоваться до сих пор.

А вторая пуля, а вторая пуля
А вторая пуля в сердце ранила меня…

Я перебирал струны гитары. Сашка запустила пальцы в роскошные свои волосы, наклонилась над тарелкой, измазанной мёдом и сметаной. Едва войдя в квартиру на Фонтанке, она грозно спросила, собираюсь ли я справлять Масленицу. И получила ответ, что ни Рождества, ни Пасхи, ни Масленицы я теперь не справляю.

Моя гостья, даже не скинув своего шикарного замшевого пальто до пят, которое носила с длинным шарфом и сапогами на шпильках, прочла мне лекцию на тему происхождения обычая справлять Масленицу на Руси. Я с удивлением узнал, что торжество это не христианское, а народное. И блин символизирует собой Солнце, весну.

Это меня поразило даже больше, чем признание Александры. Она заявила, что училась ремеслу разведчицы-диверсантки у моего деда Георга Озирского. А после ранения и увольнения из органов натаскивала членов некоторых преступных сообществ, в том числе и людей Темира Махмиева — первого хозяина Божка.

В данный момент Антропова не у дел. Темир с группировкой отправились воевать в Чечню, а с новыми неохота связываться. Можно пока пожить на покое — денег вполне достаточно. Всё бы хорошо, да вот случилась история с Прохором Гаем, которого Сашка любит давно. И, как ей кажется, безответно…

Жинка погорюет — выйдет за другого,
Выйдет за другого и забудет про меня…

Александра ревела по-бабьи, не стесняясь меня. Она прижимала к груди изрешеченный пулями кейс Прохора с электронным блокнотом, супер-переводчиком и телевизором, который, к удивлению, работал. А вот радиотелефон оказался разбит, как и многие другие аксессуары.

Я, вероятно, выглядел не лучше — после водки чопорность не сохранишь. Да и кому поплакаться Герою Советского Союза Александре Сергеевне Антроповой, как не мне? Ведь я сам терял друзей, был ранен и предан. Пойму многое, во что другие никогда не вникнут.

Жалко только волюшки во широком полюшке,
Жалко сабли вострой, да буланого коня…