Отцеубийцы

– Как грубо, Кирш! – Морра напустила на себя обиженный вид, продолжая судорожно соображать. – Я думала, я для тебя значу больше, чем простая шлюха. Ты даже не представляешь себе, сколько людей при дворе руку бы отдали на отсечение за половину того, что я сделала для тебя!

– Болтай, болтай, – неуверенно отозвался он.

Морра думала, что уже привыкла к ощущению полного поражения. Оно не проходило с тех пор, когда проклятый хинн поднялся из-под светящейся руки Шарки как новенький. С тех пор, как сама Шарка, которую она каким-то немыслимым способом вернула из забытья, не бросила ей ни единого взгляда, а Рейнар попался в лапы Хроуста, хотя должен был отправиться на тот свет. Но сейчас провал обрел иной масштаб: уже не ее маленькая жизнь, а судьба целого королевства, ее королевства, с ее владениями и местом, которое она так долго себе добывала, висела на волоске.

Кирш, по-прежнему притихший, допил пиво, задул свечи и улегся рядом с ней. Неужели этот болван – удивительно, каких тупиц держит при себе Хроуст! – осознал, что теперь может легко лишиться языка? И что это значит для самой Морры? Кому ее отдадут теперь – мрачному Петличу, из которого уж точно и слова не вытянуть?

Она подобралась поближе и уткнулась подбородком в плечо, покрытое шрамами, оставленными давным-давно плетью на рудниках.

– Кирш, – мягко прошептала она. – Послушай… Я не хочу давать советов, но у меня есть идея. Просто выслушай…

– Посиди остынь, баронесса!

– Да пошел ты на хер! Какие мы нежные! Неудивительно, что вы понятия не имеете, что делать дальше, если ранить вас может и баба!

Кирш захлопнул решетку со всей силы, так, что остальные решетки в темнице зазвенели, и Морра с размаху упала на нары. Тяжелый топот затих, скрипнули замки, и воцарилась тишина.

В темницах, которые в первые дни после штурма были переполнены защитниками крепости, теперь было посвободнее, а в том крыле, куда определили ее, и вовсе пусто. Здесь располагалось всего четыре темницы. Пусть они были перекрыты не дверями, а толстыми решетками, чтобы надзирать за пленными было проще, и сам вход в крыло запирался на пять замков на железных дверях, все же эти камеры предназначались высокородным пленникам. Чистые простыни и даже подушка на нарах выглядели комично, словно нелепое извинение. Ведро для отправления нужды было отделено деревянной перегородкой, а над ним висел пучок душистых трав. Немыслимая щедрость!

Морра обернулась, пытаясь рассмотреть пленника в камере напротив. Хотя в темнице царила прохлада, она ощутила, как на лице выступила нервная испарина. Затхлый воздух, пахнущий мочой и плесенью, вдруг обзавелся новой нотой: ноздрей Морры коснулся пряный дым. Сердце забилось в висках, пока она осторожно подбиралась к решетке, словно боясь, что спугнет пленника и тот просочится сквозь стены.

Рейнар сидел на нарах, прислонившись спиной к стене. В зубах его была зажата трубка, из которой и выходил тонкими струйками дым мадеммы. Рейнар не смотрел на Морру: он растирал по предплечью мазь, ту же, которой белобрысая сучка Латерфольта лечила раны Морры от стрел.

Как завороженная, Морра наблюдала, как пальцы втирают мазь в рубцы – и старые, побелевшие, и новые, относительно свежие, – как Рейнар морщится, словно ему противно прикасаться к собственной руке. До чего же он постарел. Там, в Хасгуте, они старались не пересекаться, если того не требовали придворные обязанности. Встречаясь в коридорах, молча расходились в разные стороны. Морра стремилась как можно меньше находиться в обществе Рейнара – не потому, что боялась (под крылом Свортека она не боялась никого), но потому, что не хотела видеть, как мед его глаз превращается в тусклую ржавчину и как поникают с годами некогда гордые плечи.

– Тебя-то за что?

Она не сразу поняла, что обращаются к ней: голос Рейнара был тих, как шуршание ткани по камню.

– Назвала Латерфольта пиздоглазым, – ответила она как бы нехотя.

Рейнар хмыкнул.

– Говорят, все никак не отойдет после твоего удара, – продолжила Морра.

«Просто продолжай говорить, пока голос не окрепнет».

– Злобный стал, страшный… Уже не горланит, как дурак.

– Пусть скажет спасибо. Если бы я хотел, он бы так и подох там, на плацу.

– Ты слишком добр.

Рейнар не ответил. Раны наконец были обработаны, руки свободны. Он глубоко затянулся и исчез в клубах дыма.

– Я думала, у тебя, как у важного пленника, камера получше.

– Обычно да. Но сегодня внезапно решили сменить мне постель и вытравить клопов, вот и посадили пока здесь. Такая забота!

– Откуда у тебя мадемма?

«Разговори его, пока он в настроении! Как удачно, что у него есть любимая дурь – уж не Кирш ли постарался?»

– Все хотят дружить с королем. Я попросил, и они принесли. Может, еще чего сделают. Как думаешь, велеть доставить сюда моего оруженосца?

Шутит… Хороший знак! Но это была не шутка: уже в следующей фразе в голосе Рейнара дрогнула тревога. Никто бы не заметил этой единственной высокой ноты, но Морра расслышала бы ее и сквозь залпы ружей.

– Интересно, как он там, в этом проклятом Хасгуте, куда я его притащил? Жив ли?