Отцовский штурвал

– Валюша просила вас зайти, она уж наказывала, наказывала. Ждет.

Добрецов покосился на меня, принужденно рассмеялся:

– Вечером заскочу.

И вот снова Рёлка. Будто месяц назад я и не уезжал отсюда. Снег потемнел, южная сторона сугробов вдоль насыпи была уже изъедена солнцем, крыши домов обросли сосульками, кое-где с них уже убрали снег. За домами узкой дымчатой полоской пламенел березняк, дальше вразброс темными корявыми клубками скакали по полю кусты боярышника, казалось, они тоже кого-то разыскивают и никак не могут найти. Воздух был свеж и звонок, небо высокое, мягкое, и хотя на улице все еще холодно, по всему чувствовалось – скоро весна.

Автобуса, как всегда, не было, но рядом с вокзалом стоял самосвал, рабочие забрасывали в кузов снег. Я обошел машину, нос к носу столкнулся с Алькой Сериковым.

– Как ты здесь очутился? – удивленно спросил он.

– Тебя искал, унты отдать.

Алька глянул на сверток в моих руках, лицо у него дрогнуло, поплыло растерянной улыбкой.

– Неужели привез? Ну, Степан, ну, молодец. Вот не ожидал.

– Ты сейчас куда?

– На протоку. Садись, подвезу. Мне как раз в поселок за папиросами съездить надо.

Алька открыл дверку, убрал с сиденья игрушечный автомат.

– Сыну везу, – поймав мой взгляд, объяснил он.

– Вот как, – опешил я, – когда успел?

Машина тронулась, я удивленно смотрел на Серикова, переваривая новость.

– Шиловых знаешь? Ну те, что за школой жили. Отец у них еще в пожарке работал?

– Это младшую, что ли?

– Нет, старшую, Тамару.

– Так она вроде замужем была.

– Была. Теперь моя жена. На прошлой неделе зарегистрировались.

Больше я спрашивать не стал.

Алька взял себе жену с ребенком. Кто бы мог подумать! Молодец, не испугался. Я представил лицо Галины Степановны, как она перенесла все это.

Дорога за станцией пошла под уклон к реке, машину то и дело подбрасывало на бугорках.

– С матерью живете? – поглядывая через стекло, спросил я.

– Нет, – коротко ответил Алька. Он достал папиросы, закурил. – В квартире Ефима Михайловича живем. Как только он к вам переехал, мне отдали его комнату. Ничего, жить можно.

Алька покосился на меня и, что-то вспомнив, засмеялся.

– Здесь с вашей собакой потеха. Ефим с работы приходит, а она его в дом не пускает. Он мне ее предложил. Я поначалу отказывался, зачем она мне? Но потом все же взял. Жалко пса. Так он сбежал обратно. Вчера мимо проезжал, вроде перестал лаять. Не знаю, чем он его приручил.

Мы подъехали к свалке, над ней тучей кружили вороны, казалось, недавно здесь был пожар и ветром носит по воздуху сгоревшую бумагу. Алька вывалил на берег снег. Он был какой-то изношенный, измятый, жить ему оставалось немного – до первого тепла. Спрессованные за зиму сотнями ног, во все стороны из куч торчали полосатые куски. Я поднял маленький кусочек, посмотрел на излом, колупнул ногтем. Снизу от темной земляной корочки снег шел толстым слоем. Выпало его с осени много. Может быть, по нему ходила мать? Кто знает! Где-то должны быть и наши следы. Я вздохнул.

А нам еще топать да топать, только уже не здесь, в другом месте. Длинна жизнь, долог путь.

– Слушай, ты брата моего, случаем, не встречал? – спросил я.

– Нет. – Сериков недоуменно посмотрел на меня. – Что-нибудь случилось?

– Потерялся. Сказали, что сюда уехал.

– Нет, не видел.

– Давай в детдом заскочим. Может, он у Тани?

Мы выехали на дорогу, помчались в сторону детдома. На лобовое стекло налег, туго зашелестел воздух.

– Слышал новость? – повернувшись ко мне, сказал Алька. – Детдом закрывают. В город переводят. На его месте санаторий какой-то будет.

Тани в детдоме не оказалось. Об этом мне сообщил Санька. Он гонял с ребятишками возле ворот консервную банку. Я спросил у него про Костю.

– Его здесь не было, – удивленно протянул Санька. – Он же с вами в город уехал! А Татьяна Васильевна, кажись, в отпуске. Нас скоро отсюда перевезут.

Санька хотел еще что-то сказать, но тут мимо ног его пролетела банка, он махнул рукой, дескать, видите, некогда.

– Давай я тебя до дома подброшу, – предложил мне Сериков. – А сам съезжу в гараж, отпрошусь у начальства. Вдвоем на машине быстрей найдем.

Через десять минут остановились около нашего дома. Я заметил, что дядька не терял времени даром, начал делать капитальный ремонт. Вместо старых ворот ужо стояли новые, двухстворчатые. Ворота в поселке что вывеска, по ним можно судить о достатке хозяина.

Как будто поджидая меня, на улицу вышли Фроси с Сериковой. В окне колыхнулась штора, прижавшись к стеклу, на дорогу глядел Борька. Алька не ожидал увидеть мать, торопливо хлопнул меня по плечу.

– Я сейчас мигом. Ты не беспокойся, найдем брата.

Я выскочил из машины, за спиной взревел мотор, машина круто развернулась, помчалась по улице.

– Вот у него все и узнаете, – сказала Фрося, показав на меня глазами.

– Ты это что, Степан, делаешь! – воскликнула Серикова. – Я за тебя ручалась, а сейчас краснеть приходится. Сегодня из города звонит твой начальник: узнайте, говорит, где Осинцев Костя. Вот тебе раз, думаю, почему меня-то спрашивают. Выходит, рано доверили опекунство.

– Где он? – спросил я у Фроси.

– У Чернихи, Ефим туда пошел.