Отцы

– Не буду ничего ждать! – Ты фыркнула. – Я сюда кататься пришла, а не учиться. Ты же знаешь, я учиться не люблю.

С этими словами ты поехала по кругу. Ты ехала на коньках, как на самокате. Отталкивалась левой ногой и скользила на правой. У тебя получалось довольно резво. Ты, правда, не умела поворачивать и не умела тормозить.

Там, на катке, были влюбленные парочки, романтически катавшиеся, взявшись за руки. Были пенсионеры, катавшиеся, как написал бы русский классик, «в гигиенических целях». Были совсем маленькие дети в красивых костюмчиках и платьицах. Они катались прекрасно. На них кричали стоявшие у бортика тренеры, и дети с необъяснимым прилежанием отрабатывали сложные дорожки, змейки и прыжки, каждый раз падая, вставая, падая снова и демонстрируя недетскую волю к победе.

Время от времени самокатный твой способ катания приводил тебя к неминуемому, казалось бы, столкновению с влюбленной парой, пенсионером или ледовым вундеркиндом, но всякий раз ты ухитрялась увернуться и затормозить, врезавшись в борт. Ты врезалась в борт с таким грохотом, с каким врезаются в борт профессиональные хоккеисты. Однажды, врезавшись в борт там, где стоял я, ты сказала весело:

– Знаешь, папа, я подумала, может быть, необязательно мне каждый раз тормозить в бортик? Я теперь буду тормозить в бортик, только чтобы не раздавить маленького ребенка. А если мне будут попадаться взрослые, я буду тормозить в них. Они большие и мягкие.

Целый час ты каталась без отдыха. Щеки у тебя стали красные, как помидор. Мама, выйдя на лед, пыталась взять тебя за руку и поучить кататься не по-самокатному, а как следует. Но ты решительно отказывалась учиться. В конце сеанса взяла с нас честное слово, что теперь мы будем кататься на коньках каждые выходные.

И вот мы стали кататься каждые выходные. И вот спустя пару недель мама уехала в отпуск, а бабушка попала в больницу. Я остался с тобой один, если не считать, конечно, того, что мне сильно помогал дедушка и иногда помогал Вася. Наступили выходные. Ты сказала:

– Ну, папа, собирайся на каток.

– Варенька, – взмолился я. – Давай эти выходные пропустим. Видишь, у нас трудные времена. Мама уехала. Бабушка заболела. Дедушка все время у бабушки в больнице. Вася готовится к экзаменам.

– При чем здесь? – сказала ты после паузы. – При чем здесь бабушка, дедушка и Вася? Кататься на коньках каждые выходные обещали мне вы с мамой. И если мама уехала, папочка, значит, ты надевай мамины коньки, и, значит, ты со мной катайся.

– В мамины коньки я не влезу.

– А ты пальцы подожми. Или, – ты засмеялась, – или, как Волк в «Ну, погоди», надевай коньки насквозь.

Конечно, ты вила из меня какие хотела веревки. Я таки поджал пальцы, напялил мамины коньки и пошел с тобой кататься. В тот день ты каталась на коньках четвертый раз в жизни, а я – второй. И еще, желая сэкономить время, я не повез тебя, как обычно, в «Олимпийский», а повез в новый ледовый дворец на улице Талалихина, потому что это значительно ближе к дому.

И это была моя ошибка. Массовые катания на Талалихина отличаются от массовых катаний в «Олимпийском» тем, что на Талалихина включают музыку. Веселую и танцевальную музыку. А ты у меня была такая девочка, что если включить музыку, то ты немедленно надевала на голову колготки (для красоты) и начинала плясать, пока музыка не кончится. И вот, едва только ты вышла на лед и едва только заиграла музыка, ноги у тебя сами собою пустились в пляс. Проверенный самокатный способ катания для танцев на льду оказался совершенно непригоден, и ты (это тоже как-то само собой получилось) стала кататься по-человечески, причем очень быстро, причем ловко лавируя между людьми на катке. А я в первую же минуту зацепился за лед зубцами фигурного конька и рухнул как бревно.

– Папа, вставай! – Ты танцевала вокруг меня.

Я встал и поехал. Медленно. Ты описывала полный круг, догоняла меня, хватала за руку, кружилась со мной, закруживала до полной потери равновесия, бросала меня и мчалась по льду на новый круг, в то время как я, не будучи в силах остановить вращение, падал на лед. Джинсы на мне были совершенно мокрые. Под джинсами, как выяснилось вечером в душе, я весь состоял из иссиня-черной гематомы. Но ты была счастлива. Ты сказала мне, что каток на улице Талалихина прекрасный, поскольку благодаря музыке и веселью кататься здесь получается значительно лучше.

– Давай, – сказала ты, – мы и завтра тоже пойдем сюда кататься. Завтра же тоже выходной?

– Давай лучше, – простой инстинкт самосохранения подсказывал мне, что кататься надо где угодно, только не на Талалихина, – давай пойдем кататься на Красную площадь.

– Это где Кремль? Я не люблю Кремль, – парировала ты. – Там скучная Царь-пушка и скучный Царь-колокол.

– Мы же не Царь-колокол будем смотреть, а кататься.

– А музыка там есть? – поинтересовалась ты.

– Наверное, – соврал я.