Сначала старик Хардекопф совершенно искренне сваливал всю вину на молодежь. Молодые, если вообще речь может идти о чьей-либо вине, до сих пор плохо выполняли свой долг. Но потом Хардекопфа стало брать сомнение: правильно ли он воспитывал сыновей? Уделял ли им достаточно внимания? Сделал ли для них все, что было в его власти? Нет, Иоганн Хардекопф не мог не признать, что был плохим воспитателем. Свое неумение он прикрывал теорией, которая в ту пору казалась ему очень передовой. Детей, мол, следует только вывести на правильный путь, а дальше уж пусть шагают сами. Если задатки здоровые, дети всегда разберутся в том, что хорошо и что плохо. Ну, а если дурные, то тут уж ничем не поможешь — ни лаской, ни палкой. Примерно таковы были принципы его педагогики. Дети подросли, один из сыновей, согласно этой «теории», уродился с дурными задатками, и Хардекопф ночей не спал, он начал сомневаться в правильности своих положений и, после долгих и мучительных раздумий, решил испробовать иные методы воспитания.
Он стал вести с Людвигом и Отто беседы на животрепещущие политические темы, стараясь вызвать у мальчиков интерес к политике. Настойчиво внушал сыновьям: «Солидарность рабочих — основа их силы!» Или: «Богатство и бедность, эксплуатация и наемный труд — интернациональны, поэтому и борьба рабочих должна быть интернациональной». Когда он находил такую четкую, содержательную, как ему казалось, формулировку, он старался, беседуя с сыновьями, так повернуть разговор, чтобы привести ее лишний раз. Он надеялся этим путем привить своим детям важнейшие принципы социализма. Иногда рассказывал им о своей юности, о войне семидесятого года (только о Коммуне он говорил неохотно), о первых попытках агитации в деревнях, когда крестьяне спускали на агитаторов цепных псов. Но очень скоро сыновья начали задавать вопросы, приводить тысячу, возражений. Для того чтобы правильно ответить на их вопросы и встретить во всеоружии все возражения, в особенности зятя Карла, который был не только начитан, но и боек на язык, Хардекопф, как ни трудно было ему, принялся за чтение социалистической литературы. «Женщина и социализм» Бебеля показалась ему чертовски сложной книгой, но все-таки он одолел ее. Книгу Каутского о предшественниках социализма было уже легче читать. Но по-настоящему восхитила его и утвердила в сознании величия, правды и красоты социалистического мировоззрения книга, в которой не говорилось ни о теории, ни об исторических событиях, а изображалась сама жизнь, — роман «Пелле-завоеватель»[11]
.Эта книга, переведенная с датского, имела в ту пору огромный успех. В библиотеке Центрального комитета по просвещению рабочих «Пелле-завоеватель» всегда был на руках. Книгой зачитывались; чтобы получить ее, предварительно записывались и терпеливо ждали очереди. В «Гамбургском эхе» печатались отдельные главы. Какой-то профессор написал о герое романа Пелле две большие статьи. А по субботам в научно-художественном приложении к «Эху», которое называлось «В знании — сила», жирным шрифтом печаталось: «Товарищи, читайте «Пелле-завоевателя»!»
Наконец «Пелле» попал в руки к Хардекопфу. Прежде чем засесть за чтение, он перелистал книгу, выхватывая то одну, то другую страницу, читая где об Эллен, где о Ганне, папаше Лассе и сапожнике Андреасе, но не улавливая еще общей связи. В следующие вечера он уже сидел над книгой за полночь, он забыл верфи и семью, мысленно переживал все перипетии тяжелой жизни батраков на острове Борнхольм, посмеивался над хвастливым и слабым, но простодушным и добрым папашей Лассе, восхищался его сыном Пелле, который родился в «рубашке победителя», еще малышом вступил в единоборство с быками и по живости своей делал тысячи глупостей и ошибок, но все же неизменно, благодаря своим хорошим задаткам, снова находил себя, снова становился на правильный путь.
Паулина временами ворчала, удивляясь, откуда взялась вдруг у мужа такая страсть к чтению.
— У тебя глаза разболятся, Иоганн!
Но он только улыбался в ответ.
— Паулина, — говорил он, — тут описана наша жизнь. Непременно прочитай.
— А я думала, что это пишет датчанин о своих земляках?
— Конечно, но он описывает жизнь бедняков, рабочих и их борьбу за социализм.
— Так я и знала! Очень надо читать о том, что самой хорошо известно. Нет, если уж читать, так о чем-то совсем ином… красивом…
— Постой, постой, — весело воскликнул Хардекопф. — Минутку!
Он торопливо стал перелистывать книгу.