Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

Ну, и Гаю тоже…» — «Нет, с этим не получается… — сокрушённо проговорила Ширли, качая головой, — у них другие интересы…» Старая Хана вышла на кухню и, выглянув оттуда, поманила Ширли: «Пошли, девочка, помоги мне». Ширли встала, кивнув деду, и направилась на кухню. Ренана осталась беседовать со старым Гедальей. Хана разогревала в микрогале, вытаскивала и выставляла на передвижной столик всевозможные ханукальные блюда. Она тихо прошептала на ухо внучке: «Ширли, мы не говорили дедушке, как Галь и Гай избили старшего сына Нехамы, внука Ривки. Мы с Арье и Амихаем постарались, чтобы он не узнал. Его бы это очень расстроило: мало того, что избили, и так зверски… Этим дурацким ка-ра-тэ занимаются, совсем не еврейское дело… все эти драки… Ещё и то, с чего всё началось… Эти песенки… как-его-там?..» — «Бабуленька, а почему они с мамой не поговорят, Арье и Амихай?» — «Ой, не спрашивай, внученька!..

Дедушка больше всего переживает за твоих братиков. Они нам были таким утешением… после всего…» — и по лицу старушки заструились слёзы. Она давилась слезами, стараясь не всхлипывать, чтобы муж не слышал. Ширли удивлённо и с состраданием взглянула на бабушку. У них дома никогда не вспоминали об истории семьи Магидовичей, девочка об этом, во всяком случае, не знала. Она прижалась к старушке, стала покрывать её лицо поцелуями, успокаивая: «Что ты, бабуль!.. Я же к вам пришла!.. Не надо плакать, родная!» Понемногу старушка успокоилась.

Вскоре на столе стояли красивые чашки с блюдцами, глубокая тарелка с румяными картофельными оладьями, блюда с пончиками всевозможных форм и размеров, варенье, конфеты. Посреди стола важно пускал ароматный пар большой фарфоровый чайник.

* * *

Распахнулась входная дверь, и вбежали двое мальчишек примерно 10–11 лет. Из-под одинаковых простеньких чёрных кип с фиолетовым отливом у одного выбивались лохматые светлорыжие кудряшки и яркие голубые (почти такие же, как у бабушки Ханы!) глаза. Другой, немного помладше, отличался от первого короткими тёмными волосами, отливающими тёмной медью и острыми, словно угольки, темно-карими глазами. При этом в глаза бросалось удивительное для двоюродных братьев сходство — и манеры, и жесты, и мимика, и даже немного черты лица, а главное — россыпь веснушек на носу и щеках. Ширли заметила, что россыпь веснушек на лице темноволосого была определённо погуще.

Голубоглазого мальчишку Ширли запомнила ещё с концерта в «Цлилей Рина» — это и был её кузен Цви-Хаим Магидович, как Ширли уже знала, один из самых многообещающих солистов студии. С ним-то и начал заниматься Шмулик на флейте и хочет учить игре на шофаре! А второй, как она поняла, Нахуми — о нём Шмулик тоже сегодня упоминал. С семьёй Амихая Блохи почти не общались даже в лучшие времена, поэтому Нахуми, его сестру и брата Ширли почти не помнила. Смутно припоминались поджатые губы матери и её осуждающие (кого?) слова, что дети Арье и Амихая не только двоюродные, но и молочные братья; что это такое, она тогда не понимала.

«О, мы вовремя пришли, Цвика! Смотри — на столе снова гора бабулиных суфганьйот!» — воскликнул обладатель тёмных глаз-угольков. Хана заулыбалась: «Посмотрите, Цвика, Нахуми! К нам такая гостья пришла! Вы помните? Это ваша двоюродная сестра Ширли, дочка Рути!» — «Это той Рути, что в Далете живёт?» — догадался Нахуми, сын Амихая. Слова «в Далете» мальчишка произнёс с нажимом. Эти слова, как и въедливый насмешливый взгляд глаз-угольков, которыми Нахуми её буквально поедал, очень смутили Ширли. Ренана незаметно погладила её по плечу, стараясь подбодрить.

Цвика во все глаза смотрел не на Ширли, а на Ренану. Ширли улыбнулась, вспомнив всё, что она слышала об этом неугомонном шалуне, ещё когда он был крохой с голосом, как колокольчик. Ехидный Нахуми сварливо продолжал: «Они же живут не по-нашему!» — «Нахуми, прекрати! Тётя Рути моя дочка, а Ширли — моя внучка, такая же, как и вы оба! Она хочет учиться в нашей ульпене», — осадила мальчишку бабушка Хана, а дедушка Гедалья добавил: «Ширли решила вернуться к нам той же дорожкой, по которой её мама ушла от нас. Хочу верить — и всех за собой приведёт! Только учись, девочка, как следует! Ренана, ты, внучка рава Давида, не оставишь её? Ей будет очень непросто, потребуется поддержка! Ширли, если ты серьёзно решила вернуться, то и мы поможем. Ты же наша родная кровь! Приходи в любое время! А если сможешь, и братьев приводи!» Ширли опустив голову, пролепетала: «Спасибо, дедушка… Конечно, я буду приходить к вам. А можно с Ренаной?» — «Ну, конечно!