Услышав, как пару раз папа и мама оговорились, назвав его странным именем (или армейской кличкой?) Туми, она придумала ему кличку Тумбель и теперь про себя иначе его не называла. Девочка плотнее приладила наушники, чтобы ненавистный голос, вызывающий ассоциации с нечистым, рыхлым матрасом, не смешивался с любимыми мелодиями. Но это мало помогло. Не желая того, она слышала, что братья ведут его наверх к себе, о чём-то громко переговариваются, проходя мимо её комнаты. Донеслись какие-то непонятные слова и странные фразы: «Фелиофон… Вся сила в обертонах и в звуковых зеркалах… — Мощность обертонов… — А что с носиком Пиноккио?.. — Вот и отработаем на этих!.. — Но не сегодня… — А если сейчас попробовать?..» Дальше раздались какие-то неприятные, скрежещущие смешки и больше ничего не было слышно…
Рисунок уже был почти закончен, и Гилад с Роненом начинали новую песню. Внезапно уши заложила тусклая, рыхлая тишина. Это не было похоже на то, что в доме как бы вырубило электричество — это было вообще ни на что не похоже. Создавалось жутковатое впечатление, что её комнату кто-то накрыл гигантским невидимым, но очень толстым ватным одеялом или матрасом, не только поглотившим всё, что звучит в её комнате, но как бы засасывающим в себя воздух. От этого девочка снова ощутила дурноту и ввинчивающуюся в виски, затылок и зубы тупую, стреляющую боль.
Она тут же скинула наушники и недоуменно поглядела вокруг. Уютная лампа над столом продолжала светить, как ни в чём не бывало — значит, она права: дело в чём-то другом, а не в вырубленном электричестве! Жуткая фантастика, наверняка, связана с появлением мерзкого Тумбеля… Это чем-то напомнило то, что случилось на Дне Кайфа: всего лишь на секунды, может, на считанные минуты тоже словно бы навалился толстый, нечистый матрас, и звуки угасли, и такая же тупая ввинчивающаяся боль и тошнота… Озадаченная Ширли, преодолевая дурноту, вышла из комнаты. В салоне так же мягко светилась люстра, а из комнаты братьев сочились кошмарные, тошнотворные пассажи силонофона и громыханье ботлофона. Что же всё-таки случилось с её плейером?..
Ширли перегнулась через перила и позвала: «Папа! Что-то с моим проигрывателем: вдруг перестал играть!» Моти, уже сидевший в салоне и уткнувшийся в книгу, поднял голову, недоуменно посмотрел на дочку: «Что?.. А-а-а… Бубале, я попозже разберусь. Ведь сейчас ты всё равно собираешься идти! Иди, скорее одевайся, я тебя отвезу…» Рути, сидевшая с вязаньем в руках, одновременно уставившись в экран телевизора, пробормотала: «Странно, в телевизоре тоже вдруг звук прекратился на несколько секунд, как раз была музыкальная заставка, клейзмерская мелодия из моего детства.
Я эту заставку всегда очень любила… это так напоминало о… И ещё что-то зубы схватило и затошнило… А когда эта мелодия, по идее, должна была закончиться, снова звук появился…» Моти округлил глаза, переводя взгляд с дочки на жену. Из комнаты сыновей раздался оглушительный слоновий топот и громовые раскаты хохота: «Слышал, братец?
Тимми, ты гений!» — «Это всё обертоны в системе звуковых зеркал! А теперь, лапочки, сюрприз: как раз сегодня открывается возле «Цедефошрии» новый эксклюзивный ресторан. Его спонсирует… my friend from north country, Шугге…
Вы с ним знакомы… э-э-э… виртуально…» — и дальше пошло что-то совершенно неразборчивое, которое бубнил тот же ненавистный голос вперемешку с ломкими фальцетами братьев: «Познакомь, Ти-и-мми!» — «А как его назвали, этот ресторан?» — «Wow!!!..» — «Вот выйдем — скажу…» Ширли, глядя прямо на маму, спросила чётко и громко — так, чтобы было слышно и у братьев в комнате: «Мама, что, опять у нас в доме Тумбель? Зачем вы его пригласили? Зачем вы его вообще принимаете?» — и кивком головы указала в сторону комнаты братьев, откуда раздавался шум. Рути укоризненно покачала головой: «Доченька, зачем ты так говоришь? Это невежливо! Ты же большая девочка, должна понимать, что красиво, а что невоспитанно. Его пригласили мальчики: они уже большие, могут приглашать в дом, кого хотят…» — «А я не хочу тут в нашем доме видеть Тумбеля!» — крикнула Ширли и топнула ножкой, не обращая внимания на то, что и близнецы, и их гость вышли из комнаты и уставились на неё, приближаясь к лестнице. Моти, сделав строгое лицо, прикрикнул на дочку: «Иди сейчас же к себе!» Только скандала в доме ему сейчас не хватало!
Ширли отступила в комнату, захлопнула дверь, надела снова наушники. Всё работало.